Название: Up we go Автор:[Valeri.] Фандом: Iron Man Герои: Тони, Мстители Размер: драббл Предупреждение: ER, АУ, возможно ООС Краткое содержание:Сколько всего может вынести человек? Сколько боли, страданий? Мстители не знали. Но они знали одно: пока Тони Старк находил силы подниматься и идти дальше, эти силы найдутся и у них.
читать дальшеТони Старк носил дизайнерские костюмы так, как никто не умел – так, словно они были броней посерьезнее брони Железного Человека. Даже в потертых джинсах и толстовке еще с колледжа он выглядел так, словно все вокруг принадлежало ему – видимо, привычка еще с тех пор, когда он был «продавцом смерти»: необходимо было захватить внимание собеседника, заверить его в себе, а потом с поистине равнодушным выражением лица заключить сделку так, чтобы никто не понял, в чью же пользу она состоялась. И эту броню, существовавшую уже не первое десятилетие, уничтожить было сложнее, чем доспехи.
Тони Старк действительно жил и свято верил в то, что выход бывает всегда, нужно просто уметь искать. После первой совместной битвы Стивен понял, что гений был, по сути, прав. Выход есть всегда, просто иногда нам не нравится, что придется идти на жертвы, что конец будет не таким, каким мы его себе представляли. Инженер же никогда не строил далеко идущих планов, поэтому всегда находил выход, какой бы ситуация не была. Тони был саркастичным реалистом, который был полон цинизма с легким привкусом оптимизма, и именно это стало своеобразным клеем, который держал вместе Мстителей, не давал им распасться.
Потому что Тони Старк первый после Фила Кулсона поверил в то, что герои существуют. Потому что Тони Старк первый увидел в Капитане Америке человека, а не простой символ. Потому что Тони Старк первый не испугался Халка, а прямо сказал Брюсу в лицо, что он рад видеть их обоих в своей башне. Потому что Тони Старк ни минуты не сомневался в Бартоне, а молча протянул ему улучшенные стрелы, над которыми он провел целую ночь в мастерской. Потому что Тони Старк не сказал ни слова Наташе, которая тоже промолчала, когда обнаружила в гардеробной косметику, платья и туфли на каблуке, которые стоили, как ее месячное жалование в ЩИТе. Потому что Тони Старк первый выслушал Тора, когда тот говорил, что раньше, когда-то давно, Локи был другим.
Потому что Тони Старк взломал их личные файлы, чтобы оградить их от лишнего стресса (Стивен не любил холод, слишком свежи были воспоминания о льдах, поэтому на жилых этажах было тепло, и Джарвис всегда включал в его душе только горячую воду; Наташа не переносила Россини, чьи композиции напоминали ей об одной миссии, поэтому Тони без особых раздумий избавился от коллекции классических произведений; Бартон часто любил быть в одиночестве, поэтому в один день все вентиляции на их этажах оказались шире ровно настолько, чтобы человек мог свободно там проползти; Тор не любил больницу и все, что с ней связано, из-за первого визита не Землю, поэтому Тони умудрился устроить так, чтобы после боя бога грома осматривал Баннер в башне, где обстановка была знакомой; у Брюса звук стрельбы вызывал крайне неприятные воспоминания, поэтому тренировочный этаж располагался в самом низу, под жилыми этажами).
Потому что Тони Старк попытался сделать так, чтобы каждому было комфортно на своем этаже (у Стивена была огромная студия с различными лучшими материалами и принадлежностями, где он любил проводить целые вечера, наблюдая за закатом из гигантских окон небоскреба; на этажах Наташи и Бартона были различные устройства и тренажеры, смысл которых Капитан не понял, но оба агента казались чрезвычайно довольными; Брюсу досталась лаборатория с оборудованием, о котором он даже и не мечтал, и ученый часто проводил вечера, занимаясь тем, что они с Тони любили называть «разговорами на человеческом языке»; Тору же достаточно было находиться со всеми, поэтому Тони просто предугадывал желания бога, чему тот всегда удивлялся).
Потому что Тони Старк верил в каждого из них, верил, что они непобедимы, и они в это верили тоже, потому что миллиардер никогда не ошибался в своих расчетах. Потому что Тони Старк показал им, что герои могут быть людьми, могут устать, могут ошибиться. Потому что Тони Старк первый понял, что значит быть Мстителем – тогда, когда предлагал Локи выпить и когда обещал отомстить Землю, если им не удастся защитить ее. Потому что Тони Старк смеялся опасности в лицо и на все у него был ответ. Потому что даже в самой безвыходной ситуации Тони Старк улыбался, острил и находил выход.
Потому что Тони Старк стал их единственной защитой от журналистов, которые готовы были забыть о том, что Мстители спасали жизни каждый день, лишь бы ударить больнее, лишь бы написать статью о чем-то личном, о чем-то, о чем даже самому думать больно и страшно. Потому что Тони Старк подарил им место, которое можно назвать домом, подарил им чувство нужности, необходимости, чувство безопасности, чувство того, что кто-то готов их выслушать – всего этого у них не было так давно. Потому что Тони Старк впустил их в свою жизнь, в свое личное пространство и ни слова не сказал, когда Клинт и Тор в очередной раз сломали телевизор, играя на приставке. Потому что Тони Старк спас их жизни больше раз, чем кто-либо другой.
Потому что Тони Старк был Тони Старком.
Когда Стивену казалось, что у него больше нет сил продолжать сражаться, когда ему казалось, что все надоело и потеряло смысл, ему хватало одного только взгляда на Тони, который всегда поднимался на ноги, как бы низко он ни падал, как бы сильно его ни откидывало назад, чтобы тут же вернуться в строй. Каждый раз Старк поднимался, и у Стива захватывало дух: потому что так не бывает. Нельзя падать и подниматься, падать и подниматься – бесконечным циклом. Вот только, кажется, тот, кто придумал законы Вселенной, забыл сообщить об этом гению. Его зачастую неуместные шутки, его болтовня по связи во время битвы, его готовность ценой собственной жизни спасти тех, кто ему дорог, заставляла Мстителей верить в героев.
Сколько всего может вынести человек? Сколько боли, страданий? Мстители не знали. Но они знали одно: пока Тони Старк находил силы подниматься и идти дальше, эти силы найдутся и у них.
а это нормально? шипперить Себастьяна Морана и Тони Старка? Пост-Рейхенбах, пост-ЖЧ3, пост-измена Стива?
у меня даже есть обоснуй: они оба были в Афганистане, и оба не смогут забыть его, как бы сильно не старались. У обоих остались шрамы, которые никогда не перестанут болеть и напоминать о той безжизненной пустыне, которая перевернула их жизнь.
я знаю, что это - сумасшествие, и что долгов куча, но я не могу удержаться! Буду переводить постепенно..
Название:Нow to Fall Автор:FortinbrasFTW Переводчик:[Valeri.] Фандом: Supernatural Герои: Сэм/Люцифер Оригинал:"How to Fall" Размер: макси, 70 страниц (пока что) Состояние:в процессе, 5/8 Краткое содержание: Когда что-то в заклинании идет не так, Сэм, в довольно затруднительном положении, оказывается на севере канадской глуши, и ему не остается ничего другого, кроме как затаиться и ждать спасения. И все было бы не так уж и плохо, если бы не сломленный ангел, которого Сэм совершенно случайно утянул за собой.
I’m sorry you were not truly loved and that it made you cruel. — Warsan Shire*
Холод —
Сэм задыхается; он пытается открыть глаза, но кругом лишь темнота.
Больно. И он кричит.
Звук разносится эхом, глухой и теряющийся в огромном пространстве, и ветер дует слишком сильно, будто стараясь задушить его, лишить жизни.
Но он ничего этого не замечает, все это не имеет значения, пока его почти выворачивает наизнанку; он поворачивает голову в сторону в надежде хоть что-то увидеть и понять, какого черта происходит. Каким-то чудом его уже не тошнит, он перекатывается и, устраиваясь на животе и чувствуя какое-то облегчение, пытается встать.
Он тут же падает обратно на снег, когда тело сводит судорогой боли, которая пытается впиться в его существо как можно глубже, дальше, сильнее. Постепенно ощущения меняются: теперь это что-то, что прочно решило обосноваться в нем.
Но что-то не так, что-то ледяное и мокрое под коленями, что-то, что больно ударяет его в лицо в темноте, - и он понимает, что действительно темно. Настоящая ночь. Не когда закрываешь глаза, а полная темнота, - и это пугает больше всего. А то, что такое влажное и неправильное вокруг...
Снег.
Он за шиворотом, под рубашкой, под курткой - противный и холодный. И это еще не все: ужасный ветер треплет его волосы, бьет в лицо, завывая в ушах. Все части тела все еще сводит от боли, но другое чувство заменяет ее, пока холод медленно, но верно завладевает его телом. Нет ничего удивительного в том, что его пальцы замерзают и судорожно зарываются в снег.
Он сосредотачивается на этом. Холод. Сейчас только это имеет хоть какой-то смысл.
Он цепляется за эту мысль и с трудом умудряется сделать один вдох через нос, кусая губы от боли. Еще один. И еще. И, ладно, это уже начало, теперь можно подумать, хотя бы чуть-чуть. Но нет ничего сложного в том, чтобы думать. Одна мысль пульсирует в голове: где я, черт возьми?
Сэм заставляет себя себя открыть глаза и оглядеться.
Снег.
Много снега.
И темнота.
Ночь. Холод. Снег. Много снега.
Черт.
Ему приходится смотреть туда, куда меньше всего хочется. Он это знает, и боль, по сути, не такая уж и сильная. Он может ясно видеть на два фута вперед, так как глаза его постепенно привыкают к темноте. Он сглатывает. И смотрит.
Порез на руке, как и ожидалось, никуда не делся - четкая красная линия, в темноте больше похожая на чернила.
Он заставляет себя сосредоточиться, чтобы облегчить боль так, как он привык делать: где больно и как? Боль от того, что кажется, словно иглы пронзили легкие? От того, что голова кружится от каждого укола боли? От того, что сломана кость? С этим он может справиться, не так ли? Боль - это просто. Боль - это знакомо. Поэтому он пытается.
Рука болит. Немного. Но тупой, пульсирующей болью на месте пореза. И еще острая, колющая боль, но это от того, что он весь в снегу, и тот проникает куда только можно.
Так. Хорошо. Теперь можно и о другом подумать. Он пытается разглядеть хоть что-то сквозь сильный ветер и хлопья снега, и привыкшие к темноте глаза уже видят получше. Предметы обретают формы, и он замечает высокие контуры.
Деревья. В этом, кажется, есть смысл.
Деревья огромные, высокие, острые, и их стволы занесены снегом. Вдалеке виднеются тени еще выше. Горы, возможно.
И, Иисусе, где он, черт возьми?
Нужно сдвинуться с места, хоть чуть-чуть. Он встает на ноги и —
Чертчертчерт...
От резких движений тело словно кричит на него, умоляя перестать. Но он не обращает на боль никакого внимания, и она постепенно перестает занимать все его мысли.
— Дин! - кричит он.
Ветер бьет его в лицо, подхватывает его крик и уносит куда-то в небо.
— Бобби!
Ветер словно возвращает крик ему в лицо.
Он пытается сглотнуть вставший в горле комок прежде, чем снова крикнуть.
— Кас! Дин!
Ничего.
Даже нет эхо.
Сэм судорожно ерошит волосы на голове, словно то, что он вцепляется пальцами в пряди, поможет остановить разрастающуюся внутри панику. Он сглатывает и снова смотрит на деревья, потому что ничего другого ему больше не остается. И тогда он замечает кое-что.
В темноте плохо видно, но он напрягает зрение и вглядывается.
Тело. Человеческое тело.
— Эй!
Он не сразу понимает, каким отчаянным выходит этот крик, потому что продвигается вперед по снежным заносам прежде, чем боль снова атакует очередным приступом.
В любом случает, движение, кажется, приносит облегчение. Или же облегчение приносит то, что он постепенно приближается к тому, что лежит на снегу? Кто знает.
Кто бы это ни был, он не двигается. Волосы почти замерзли, и Сэм убирает их с лица, чтобы не закрывали обзор. Привыкшие глаза видят лучше, и он замечает что-то черное на снегу, что может быть только кровью; Сэм чувствуется как что-то внутри предательски сжимается.
Он теперь двигается быстрее, несмотря на тяжелый снег, который так и липнет к одежде; он пытается кричать, но не может издать ни звука, поэтому просто продолжает двигаться вперед, разгребая снег руками и стараясь дотянуться до распростертой фигуры.
Он понимает, как сильно замерзли пальцы, только когда ему удается-таки ухватиться за ткань, - он почти не чувствует ее в руках. Но это не мешает ему поплотнее ухватиться и тянуть на себя изо всех сил.
Постепенно вес поддается, и тело переворачивается.
Сэм разжимает пальцы медленно, очень медленно.
Он разжимает руку потому, что сложно не сделать этого, когда он отшарахивается в испуге и с непреодолимым желанием оказаться как можно дальше в эту же секунду, уставившись широко распахнутыми в ужасе глазами и давясь словами, потому что теперь он знает. Истекающая кровью фигура на снегу собрала все детали головоломки воедино.
Сэм может не знать, где он, но он знает, почему, и, хуже всего, он знает, с кем.
***
— А если это не сработает?— Дин увлеченно рассматривает узор на ковре Бобби с таким видом, будто ничего важнее нет.
— Дин, — вздыхает Сэм, устало опираясь о стол, — мы говорили об этом тысячу раз. Мы должны попытаться, больше нам ничего не остается.
И, Господи Иисусе, они действительно поднимали эту тему несчетное количество раз за эти две недели, полные фаст-фуда и ночных поисков в надежде найти другой выход.
— Да, но я лучше спрошу еще тысячу раз, пока мы не получим ответ, в котором будем уверены! — кричит Дин и со стуком ставит бутылку пива на стол, оглядываясь на Каса, который молча стоит у входа в комнату.
Кастиэль выглядит уставшим. Сэм замечает, тогда как Дин - нет, или делает вид, что не видит это выражение, которое лицо ангела всегда принимает, когда его человек в очередной раз натыкается своим твердым лбом на реальность.
— Как я уже сказал ранее, я не могу быть полностью уверен, — нахмуренные брови Каса сложились в задумчивую складку на лбу.
Сэм тихо рычит. Они обсуждают это целыми днями, неделями - с тех пор, как нашли этот старый потрепанный том в логове ведьм. Бобби и Кас провели несметное количество часов за этой книгой, и теперь они наконец-то нашли решение, и им осталось преодолеть последнее препятствие - очень упрямое препятствие...
— Хватит пустых разговор, — встает младший Винчестер. — Мы говорим об этом уже несколько недель. Больше не о чем говорить. Это - все, что у нас есть, и нам придется смериться с этим и попытаться что-нибудь сделать, хоть что-нибудь.
— Вот так просто? — поворачивается к нему Дин. — Забыв про всякую осторожность, выкинув ее, блять, из окна? — и он демонстративно указывает рукой на это самое окно.
— Дин, — настаивает Сэм, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. — Мы и так прождали слишком долго... Сколько людей погибло с тех пор, как мы нашли эту книгу? Как близко за это время подобрался Захария? Мэг? И все это в то время, пока мы обсуждаем последствия, как будто тут вообще есть о чем говорить.
— Он, прав, сынок, — тихо говорит Бобби из-за стола, уставившись прямо на свои сцепленные руки. — Мне это нравится не больше, чем тебе, но мы рассмотрели все это дело со всех сторон, и не нашли ничего лучше. И я не говорю, что это - самая лучшая идея, просто у нас больше ничего нет.
— Да знаю, я, знаю, — прикрывает глаза Дин.
— Время на исходе, Дин, — делает шаг вперед Кастиэль. — Люцифер с каждым днем становится сильнее. Ты сам видел, что случится, если у нас не получится...
— Я знаю! — внезапно заводится Винчестер. — Господи, я же сказал, что знаю!
Кастиэль замолкает, выжидая и зная, что охотнику есть еще что сказать.
— Просто... давайте еще раз все обдумаем, как следует, хорошо? — почти умоляюще просит тот.
Сэм вздыхает, но он знает что они близки, ближе, чем когда-либо за эти две недели. Он падает обратно на старый изъеденный молью диван Бобби и проводит рукой по волосам:
— Насколько нам удалось выяснить, оказалось, что заклинание было создано, чтобы уничтожить силу ангела, заставить его пасть, другими словами.
— Да, эдакая ловушка для ангела, - пробормотал Дин. — Или?
— Или, — продолжает Сэм, сделав глубокий вздох, — оно мгновенно уничтожает расстояние между ангелом и сосудом.
— Все равно я не понимаю, почему все так запутанно, — фыркает Винчестер-старший. — Я имею в виду, вам не кажется, что тут одно хуже другого?
— Язык... загадочен, — вставляет Кастиэль. — Я не могу точно сказать, что это означает: отправятся ли ангел и сосуд в одно место, что означает возможность для ангела обнаружить сосуд довольно быстро, или же все силы ангела будут уничтожены, как при падении.
— Это значит, — подытоживает Бобби, разглядывая страницы, разложенные на столе в беспорядке, — что у нас либо будет ангел, у которого не хватит сил продолжать всю эту лабуду с Апокалипсисом, либо Дьявол, которому захочется порвать обивку моего любимого дивана.
— И все уже готово? — спрашивает Дин.
— Вполне, — вздыхает Сингер. — Не то, чтобы это было похоже на субботний пикник, но Кас собрал все, что необходимо, кроме...
— Крови сосуда, — заканчивает Сэм.
— Я говорил, что это следовало бы сделать мне, — недовольно отвечает Дин.
— Нет, Дин, — младший Винчестер качает головой, — мы уже говорили об этом. Майкл не является нашей главной проблемой.
— Звучит убедительно.
— Даже если и так, это все равно должен быть Люцифер. Если нам удастся заблокировать его моджо, все будет кончено. Майкл сможет делать с ним все, что захочет, а он не сможет сделать ничего, что привело бы к разрушению или повреждению мира. Конечно, Небесная братия будет не в восторге, но...
— А что, если все получится наоборот? — грубо перебивает Дин. — Что, если вместо того, чтобы сделать из Дьявола бесполезного придурка, это супер-пуппер заклинание-вуду приведет его прямо сюда, и на ковре получится совсем другой узор?
— Если он придет сюда, - сглатывает Сэм, — мы разберемся. Ему все еще нужно мое согласие, а ты знаешь, что он никогда его не получит.
Дин стонет и садится, закрывая лицо ладонями.
Кастиэль делает еще несколько шагов вперед:
— Я буду готов забрать тебя, если что-то пойдет не так, Сэм.
Старший Винчестер качает головой.
— Ты уверен, Сэмми? - спрашивает он.
— Нет, - брат смотрит ему в глаза, — но это - лучшее, что у нас есть.
— Итак, дамы, — говорит Бобби, вставая. — Давайте сделаем это до того, как я осознал, что мы собираемся совершить наиглупейший поступок в жизни.
Сэм пытается игнорировать вздох брата, бездействие Сингер и странный, прожигающий взгляд ангела.
Он сглатывает, делает шаг вперед и закатывает рукав.
***
Люцифер не двигается.
Нет никаких сомнений, что это он. Все те же квадратные скулы, короткие лохматые волосы, имеющие какой-то неряшливый вид, как и щетина, эта оливковая рубашка поверх футболки и эти поношенные джинсы усталого от жизни человека.
Сердце Сэма стучит, словно бешеное, но ничего не происходит, и охотник вдруг понимает, что на него не направили всю мощь ангельской силы. Это немного успокаивает.
Он ослабляет хватку на ноже на бедре и медленно подходит ближе.
Люцифер остается лежать неподвижно, устроившись на месте, где Сэм перевернул его навзничь. Ну, "устроившись" - не совсем точное слово... слово предполагает какую-т о передышку, а тут совсем другое. Больше похоже на крушение самолета - нечто разбросанное, оттащенное в сторону с особой жестокостью. Такое впечатление складывается, в основном, из-за крови. На лбу Люцифера порез, и Сэм смотрит на дерево прямо за ним. Должно быть, он врезался в него, когда... когда что?
Он помнит слова Бобби, пока тот читал заклинание на латыни; помнит стоявшего на готове Каса, который положил ладони на плечи Винчестерам; помнит кровь, текущую по руке; помнит, как комната обрушилась прямо на него и буквально взорвалась, стоило первой капле коснуться пола. Он чувствовал, как рука Кастиэля исчезла с его плеча, сжимая воздух; он слышал, как Дин что-то кричал; он почувствовал запах огня и пепла. А потом ничего, ничего, кроме белого, холода и боли, поедающей изнутри.
А теперь...
Сэм оглядывается еще раз, но ничего не изменилось. Снег, деревья, темнота.
Где он, черт возьми?
Он не хочет смотреть в ту сторону. Есть в этом что-то неправильное. Но он заставляет себя.
Люцифер все еще там, распростертый на снегу. Его лицо спокойно, и можно было бы подумать, что он спит, если бы его руки и ноги не были беспорядочно раскиданы по белоснежной поверхности.
Сэм сглатывает, тянется вперед и, прежде чем успевает подумать, прикладывает к его шее два пальца. Кожа теплая, такая теплая, что охотник понимает, насколько у него замерзли руки, когда те начали отогреваться от соприкосновения с теплом. Кончики пальцев покалывает от перепада температуры, но Винчестер не обращает внимания, пытаясь нащупать пульс. Пульс есть, но он вдруг понимает, что не имет понятия - хорошо это или плохо? У ангелов вообще есть пульс?
Сэма трясет от холода, и он понимает, что, впервые за долгое время, Люцифер - наименьшая его проблема. Он встает и снова вглядывается в темноту.
Снег постепенно редеет, и, когда он поднимает голову, тучи расходятся, позволяя луне пролить свет на землю.
Впереди он видит огромное плоское пространство, покрытое снегом, как будто спрятанное под белым покровом. Он думает, что это побережье, но присматривается и понимает, что тут что-то не так.
Он заставляет себя подойти поближе, и замирает, когда луна полностью освещает и отражается от того, что он увидел.
Стекло, вдруг понимает он. Окна.
Теперь он видит лучше - это дом, строение. Что-то. И это довольно неплохо. Это замечательно. Это, блять, настоящее чудо.
Ноги уже свело от холода, а руки он не чувствует давно, да и уши горят от холода, и он вдруг понимает, что никогда еще не был в подобной ситуации, - это было что-то новое, еще более опасное. Он чувствует озноб, постепенно распространяющийся по телу, и понимает, что еще чуть-чуть - и конец.
Чтобы дойти до дома, нужно обойти озеро. Нужно двигаться. Сейчас же.
Сэм поворачивается по направлению к хижине, но затем вдруг останавливается. И оглядывается через плечо.
Несмотря на метель, он все еще может видеть беспомощное тело, распростертое на снегу. Взгляд цепляется за такие знакомые блондинистые волосы, темные с одной стороны от крови и почти занесенные снегом. Пальцы одной руки, словно протянутой к нему в немой мольбе, судорожно вцепились в снег.
Сэм не позволяет себе думать об этом, размышления не помогают. Он чувствует, что все мышцы буквально умоляют остановиться, отдохнуть и поспать, и он понимает, что это означает. Вскоре будет поздно что-то предпринимать.
Повернувшись обратно к хижине, он делает шаг и останавливается.
— Черт, - сквозь зубы ругается он, снова разворачиваясь, — черт, черт, черт.
Его пальцы, основательно замерзшие, хватают ткань рубашки Люцифера, пытаясь поднять его. Он тяжелый, но, по крайней мере, теплый. Сэм тяжело дышит и пытается поднять его повыше, глотая холодный воздух.
Переведя дух, он пытается сделать шаг и тут же проваливается глубоко в снег.
Сэм отплевывается от снега и с трудом снова встает на ноги. На этот раз он поднимает бессознательное тело боком, оборачивая руку вокруг груди Люцифера, второй рукой обхватывая его за плечи. Он делает шаг и не проваливается. Поэтому он делает еще один шаг.
Кажется, прошел целый час, и он с трудом может вспоминать, каково это - чувствовать тело целиком. Он не останавливается, но это не сознательный выбор. У него просто нет выбора. Есть только шаг, еще шаг и еще один. Либо это, либо холод.
Он не оглядывается. Он даже не поднимает глаз, потому что каждый раз, когда он смотрит вперед, кажется, что строение удаляется, поэтому он закрывает глаза. Так легче. Он не думает ни о чем, только крепче сжимает руки на теплом теле, притягивая его как можно ближе к себе.
Он боится разжать руки и продолжает идти. И наконец-то, наконец-то доходит.
Это дом - больше похоже на хижину или на лачугу, если быть честным. В любое другое время он бы тысячу раз подумал, прежде чем распахнуть дверь, но сейчас нет на это времени, поэтому дверь, оказавшаяся незакрытой, легко распахивается. Сэм заходит внутрь и захлопывает колючую зиму позади них.
Не церемонясь, он бросает тело на пол и лихорадочно шарит руками по карманам. С почти торжественным восклицанием он выуживает из недр куртки зажигалку, и, не сразу, но ему удается зажечь ее. Маленький язычок пламени освещает комнату, отбрасывая длинные тени. Он крутит головой, стараясь увидеть как можно больше и замирает, когда натыкается взглядом на связку дров у печки.
Винчестер падает на колени перед печью на деревянный пол с таким отчаянием, что закричал бы от боли, если бы мог чувствовать ноги. Руки настолько онемели, что он с трудом может ими двигать, набирая дров и складывая их внутрь печи. Где-то должна быть бумага или газета, но нет времени ее искать. Теперь, когда тепло чужого тела больше не согревает, он снова чувствует ужасный холод и то, как стучат зубы.
Нужно торопиться.
Охотник снова засовывает руку в карман и находит небольшой бутылек керосина, который всегда носит с собой. Он щедро поливает дрова и подносит зажигалку.
Огонь разгорается с такой силой, что Сэму приходится попятиться, чтобы не опалить брови, но теплые волны обжигают лицо, и он наконец-то позволяет себе облегченно вздохнуть. Он ждет минуту, может, две, и, когда он уверен, что огонь не потухнет, он закрывает дверцу и вытягивается на полу.
Он так и лежит с закрытыми глазами, с наслаждением слушая, как трещат дрова.
Ноги все еще не обрели прежнюю чувствительность, но он чувствует слабую вибрацию на бедре, что-то знакомое.
В следующую секунду он уже на ногах и запускает руку в карман джинс, вытаскивая вибрирующий телефон и с отчаянием уставившись на мигающий индикатор батареи. Он медленно подносит его к лицу, и...
— Дин?!
— Сэм?! — доносится голос Дина через беспроводное соединение.
— Да, - вздыхает Сэм, — это я.
— Какого черта случилось?
— Я... Я не знаю, — Сэм зажмуривается, — что-то пошло не так.
— Конечно, что-то пошло не так! Ты в порядке?
— Думаю, да... Холодно, но думаю, я в порядке. Где я?
— Бобби обнаружил твое местоположение через GPS в телефоне, но тут какие-то помехи, которые мешают определить точно... Это странно, Сэм.
— Где я? — осторожно повторяет Сэм.
— На севере Канады, — он даже по телефону слышит, как Дин сглатывает. — Ты далеко, Сэм, мы даже не уверены, где именно ты сейчас находишься.
— Меня не волнует. Заберите меня отсюда.
Повисает пауза, и Сэм буквально может видеть нахмуренное лицо Дина, пока тот подыскивает слова.
— Что? Дин, говори, как есть.
— Кас говорит, что не может найти тебя. Что-то здесь не так.
Сэм еще крепче зажмуривается.
— Но мы придем, слышишь, мы придем, Сэм! - громко говорит Дин. — Мы придем за тобой.
Телефон пикает, и Сэм понимает, что у него есть всего несколько минут.
— Дин, - тихо говорит младший Винчестер. — Дин, телефон сейчас отключится.
— Ничего страшного, — говорит Дин, но Сэм очень хорошо знает этот тон, которым Винчестер-старший пытается убедить себя в первую очередь. — Мы представляем, где примерно ты можешь быть, поэтому просто подожди, пока мы не приедем за тобой.
— Я не могу, - настаивает Сэм. — Здесь ничего нет, и мне лучше пойти куда-нибудь, я —
— Тебе некуда идти! — внезапно кричит Дин. — Я знаю, как это звучит, Сэм, но там действительно ничего нет.
— Что?..
— Слушай, мы видим, где ты... Вернее, мы видим область твоего местонахождения, и ты прямо посреди ничего. Я не знаю, что случилось, но тебе лучше оставаться на месте. Вокруг ничего нет, многомильная пустота, и если ты потеряешься, а твой телефон отключится... Я не уверен, что Кас сможет —
— Хорошо, — прерывает его Сэм, чтобы не услышать чего похуже. — Хорошо, я подожду. Я нашел одно место... Я подожду.
И он боится задать следующий вопрос, но все равно задает.
— Как долго?
Дин молчит.
Телефон пищит еще раз.
— Дин! Как долго? Батарея —
— Месяц или два! — наконец кричит на него Дин. — Не знаю, Сэм. Может больше.
Сэм ругается сквозь зубы. Его снова начинает трясти.
— Но мы найдем тебя, слышишь меня? Даже не думай, что мы тебя бросим! Просто подожди!
Сэм судорожно сжимает телефон в руке и пытается дышать. Он позволяет себе оглянуться через плечо на дверь - на пороге лежит бессознательное тело.
— Дин... еще кое-что.
— Что —
Телефон отключается.
Сэм не двигается.
Он все еще смотрит в деревянный пол, сжимая телефон в руках, словно надеясь, что ему показалось.
Он чувствует тепло, которое возвращает его телу жизнь. Вместе с этим возвращается и боль.
Он стоит так несколько минут, а потом позволяет рукам безвольно упасть вдоль тела и швыряет телефон на пол. Он долго смотрит на бесполезный теперь предмет и позволяет уже себе упасть на пол.
Он ударяется сильнее, чем ожидал, но гладкое дерево под щекой успокаивает. Он окидывает комнату взглядом, ни на что не смотря.
Оранжеватый свет сражается с тенями, танцуя на стенах в виде различных переплетающихся фигур и соединяясь на теле у двери.
Люцифер не сдвинулся с места, где Сэм оставил его. Его голова была повернута в другую сторону, и Сэм мог видеть только изгиб шеи. Винчестер не мог хорошо разглядеть всю фигуру, но какая-то часть Сэма облегченно вздохнула, когда заметила, что дыхание стало размеренным. Это успокаивало больше, чем должно было бы.
Глаза закрываются прежде, чем он может остановить их. Он знает, что нужно их открыть. Что нужно попытаться встать, осмотреться, что-то придумать, понять, где они находятся. Но сейчас это кажется самым сложным, поэтому он падает в темноту и не сопротивляется.
***
Сэм просыпается от резкого звука.
Он открывает глаза и замечает отблески света на деревянном полу, который он сначала принимает за пол Бобби. Он пытается пошевелиться. Пытается.
— А — !
Боль впивается в тело, возвращая воспоминания.
До него доносится еще один резкий звук, и охотник вспоминает, от чего проснулся.
Сэм стонет, крепко сжимает зубы и одним рывком поднимается на ноги.
Теперь хижину видно получше, и, оказывается, она не такая маленькая, как показалось сперва. Около одной стены стоит раскладушка, а около другой - кухонька.
Он знает, что ему нужно сделать, но требуется больше, чем "нужно", чтобы заставить его повернуться к двери.
Там никого нет.
Где-то осколки стекла падают на пол.
Сэм делает глубокий вдох и поворачивается на звук, рефлекторно хватаясь за нож Руби. Он чувствует себя глупо, словно маленький мальчик с ружьем отца в руках, понятия не имеющий, как им пользоваться.
Из основной комнаты есть только один выход, и из-под двери льется яркий свет. Сэм медленно подходит, чувствуя, как стучит сердце.
Он сглатывает и прежде, чем успевает подумать о том, какой он идиот, прежде, чем успевает вообразить все возможные и невозможные методы убийства, открывает дверь, и —
Ярко —
Ничего, кроме яркого - невозможное глупое сияние, которое приобретает формы чего-то знакомого —
Но в следующую секунду Сэм видит уже простую ванную комнату и тяжело дышавшего мужчину, бледного, как раковина, на которую он опирался.
Зеркало разбито, и на одной руке кровь. Сэм бездумно смотрит, запоздало пытаясь вспомнить, что именно он надеялся увидеть за дверью. Затем его глаза встречаются с другими: голубыми и испуганными. И в них есть что-то еще - что-то острое и незнакомое.
— Сэм —
Он говорит сквозь зубы, но в его голосе не злости, только... грусть. Много грусти.
— Сэм, — повторяет он, как будто имя Винчестера помогает ему удержаться на плаву. Затем в его взгляде появляется какое-то отчаяние. — Что ты наделал?
Люцифер поворачивается к нему, но его лицо вдруг искажается от боли и он судорожно вскрикивает.
И снова - просто вспышка, словно что-то в самом углу глаз, что-то, что тут же забудешь, но в этот раз Сэм узнает форму.
Крылья...
Но в следующую секунду света уже нет, есть только Люцифер, тихо стонущий от боли. Внезапно он снова теряет сознание и падает мертвым грузом на пол.
— Эй — восклицает Сэм, кидаясь вперед.
Сэм ловит его, не успев подумать. Рефлекс, ничего более.
Он тяжелый, но почему-то не настолько, насколько должен быть. Сквозь какую-то дымку, которую создала сегодняшняя ночь, Сэм вспоминает, что Кас был намного тяжелее, что кажетя странным, ведь Люцифер выше и больше.
Он теплее, теплее, чем был снаружи. Но это логично, да?
В любом случае, он тяжелый. И без сознания. Опять
— Эм... - зовет его Сэм, пытаясь поудобнее его перехватить так, чтобы в случае чего не уронить на пол. — Эй?
Ничего.
— Эй?
Никакого ответа.
— Блять, — бормочет он, потому что даже это - что-то.
Он смотрит на зеркало. Все еще разбито.
Он переводит взгляд на человека, ангела, Дьявола, без разницы. Все еще в крови.
И, может, ему кажется, потому что в виду последних событий у него точно что-то не так с головой, но воздух в ванной пахнет странно, и от этого по коже бегут мурашки. Воздух пахнет... медью и чем-то солнечным. Но это глупо, потому что солнце ведь не имеет вкуса, да?
Сэм вздыхает. Кто бы мог подумать - в его руках без сознания мужчина, более известный как Лорд Тьмы, и просто так случилось, что он оказался ангелом, который истекает кровью, хотя не должен, и теряет сознание, хотя этого быть не может; они находятся в ванной, которая пахнет, как Сэм подозревает, крыльями. Но он в хижине, в канадской глуши, и до сих пор может чувствовать снег в волосах, слышит завывание ветра снаружи, и у него болит рука. Последнее кажется самым значительным и осмысленным в данный момент.
Поэтому он ни очем не думает, просто подхватывает легкое тело, которое должно быть намного тяжелее, и несет его в основную комнату, освещенную мягким светом.
Сэм оставляет его у огня и внимательно всматривается в него.
Все еще Люцифер.
— Черт, — снова вздыхает Сэм.
Сэм склоняется над ним и впервые за все это время понимает, что что-то не так. Люцифер ранен, но странные ожоги на коже лица, которые охотник запомнил во время их последней встречи, исчезли. На щеке довольно много крови, и Сэм проводит пальцами по порезу, отодвигая волосы, темные от крови, в сторону, чтобы лучше видеть порез. Кровь уже остановилась. Ничего серьезного, если мерить стандартами Винчестеров.
Дальше он смотрит на его руку - тут уже хуже. Осколки зеркала вонзились в ладонь, вызывая кровотечение. Винчестер задумался на секунду, а потом осторожно вытащил их.
Люцифер не двигается. Даже не вздрагивает.
Сэм думает, что это должно его озаботить или, черт возьми, привести хотя бы в восхищение. Но он решает пока не думать.
Он осторожно кладет руку на футболку Люцифера, проверяя, но она не мокрая, а чуть-чуть влажная. Рубашка же промокла насквозь, поэтому охотник осторожно переворачивает Люцифера и снимает ненужную вещь. Он подкидывает еще несколько поленьев в печь, затем отрывает полоску ткани от рубашки и перевязывает руку, чтобы остановить кровотечение.
Сэм садится рядом и наблюдает за ним несколько минут. Он выглядит бесполезным, ужасно и до глупого бесполезным. И сломленным - словно игрушка, с которой наигрались и выкинули, когда она стала ненужной.
Вдруг он понимает, что его пальцы сжимают нож, а затем, прежде чем он успевает даже подумать об этом, лезвие замирает над грудью Люцифера, мерно вздымающейся и опускающейся.
Он сдвигает брови и слегка надавливает - достаточно сильно, чтобы кончик ножа прошел сквозь ткань и уткнулся в горячую кожу.
Сэм сжимает зубы и наблюдает за тем, как острие окрашивается красным.
Затем смотрит на его спокойное лицо. Он помнит, как он поднял взгляд - голубые яркие глаза, ванная и разбитое зеркало. Яркие глаза, полные страха, печали и чего-то незнакомого.
Сэм убирает нож.
Сэм ложится прежде, чем успевает подумать, что, возможно, этого делать не стоит. Но он закрывает глаза и засыпает.
Этой ночью ему ничего не снится.
примечания * — Мне жаль, что ты не получил настоящей любви, и что именно это сделало тебя жестоким (п/п: перевод дословный, я эпиграфы буду и дальше так переводить, т.к. сомневаюсь, что смогу найти русский вариант профессионального перевода строк произведений)
From the far star points of his pinned extremities cold inches in - black ice and squid ink-- till the hung flesh was empty. Lonely in that void even for pain he missed his splintered feet, the human stare buried in his face, He aches for two hands made of meat he could reach to the end of. In the corpse's core, the stone fist of his heart began to bang on the stiff chest's door, and breath spilled back into that battered shape. Now.
it's your limbs he comes to fill, as warm water shatters at birth, rivering every way.
— Descending Theology: The Resurrection by Mary Karr*
Сэм просыпается от серого света и рваного дыхания.
Он чувствует дерево под щекой, а кости ломит, что означает только одно: он проспал на полу много часов. Запах жидкости для разжигания, крови и дыма все еще не выветрился с одежды. Он лежит на полу и может видеть через маленькое окно около двери. Небо похоже на серую сплошную массу, и, кажется, метель уже не такая сильная, как была вчера.
Идеально.
Сзади доносится шорох, и дыхание, от которого он проснулся, учащается; вздохнув, Сэм пытается подняться на ноги, чтобы получше оглядеться. Нож Руби все еще лежит подле него, и постепенно подробности ужасной ночи всплывают в памяти.
Со стоном он садится. Все тело ломит после того, через что ему пришлось пройти. К счастью, печь под его плечом все еще теплая, несмотря на то, что огонь внутри уже не горел.
Он окидывает распростертое рядом тело быстрым взглядом и понимает, что что-то не так.
Прежде, чем он успевает подумать, Сэм подходит ближе, и внезапно нежданная озабоченность наполняет его изнутри. Лежащий перед ним Люцифер не кажется странным, нет. Он кажется сломленным, а это так знакомо, даже слишком.
Люцифера трясет. Он без сознания, но его закрытые веки подрагивают, словно он преследует тени, которые Сэм не может видеть. Приоткрытые губы бормочут что-то слишком тихое и слишком частичное, чтобы можно было понять хоть слово. Его лицо настолько бледное, что это вызывает у Сэма тревогу, хоть и не должно бы.
Сэм колеблется еще момент, прежде чем осторожно положить руку на его лоб. Он тут же отшатывается, резко вдохнув: Люцифер горячий, словно внутри него — пожар, ограниченный рамками тела.
Сэм застывает, глядя на рваное дыхание и сокращающиеся мышцы. Губы Люцифера шепчут несуществующие слова, а пальцы сводит судорогой, словно все его тело охватывает боль.
Буквально на несколько секунд ему становится интересно, испытывает ли Люцифер то же, что он вчера — разливающуюся по мышцам тяжелую боль и проникающий до костей холод.
Сэм стоит так несколько минут, прежде чем решает что-то для себя и пытается оттащить Люцифера к раскладушке у противоположной стены.
Несмотря на то, что он легче, чем должен быть, он все еще выше Каса или того же Дина, и это совсем не облегчает процесс. Мешает также и горячая кожа, которая буквально обжигает пальцы, если прикосновение длится больше нескольких секунд. Наконец Сэм сбрасывает с себя бессознательное тело на раскладушку и тяжело выдыхает.
Люцифер приземляется не совсем удачно, и его начинает трясти еще сильнее.
Сэм остается сидеть на краю раскладушки, окидывая его взглядом в очередной раз.
Это неправильно, все это. Люцифер сломлен, беспомощен и задыхается, словно никогда раньше не дышал (и, черт возьми, скорей всего это именно так), и это должно приносить чувство успокоения или хотя бы триумфа. Но от этого даже нет приятных ощущений. Наоборот, внутри Сэма что-то сжимается, когда он видит испуганное бледное лицо Люцифера, потерянного в сновидениях.
Внезапно Винчестер понимает, что их положение далеко от безопасного. Есть, конечно, огонь и дрова, но кто знает, как долго им придется ждать? Смогут ли они найти хоть какую-нибудь еду?
Нужно осмотреться, проанализировать ситуацию. Он встает.
Его тут же хватают за запястье.
— Mîkhā'ēl.
Он услышал это. Услышал, несмотря на то, что это было почти шепетом.
Сэм изо всех сил старается не отшатнуться и смотрит на руку, смотрит на тело, которому она принадлежит. Люцифер по-прежнему находится в мире сновидений, которые Сэму и не представлялись.
— Esh Okhalh—
Пальцы обхватывают запястье чуть сильнее.
— Dai, bevakasha…
Сэм осторожно разжимает обхватившие его запястья пальцы свободной рукой и укладывает руку Люцифера на раскладушку; пальцы, ощущая пустоту, судорожно хватаются за одеяло.
Охотник хмурится.
Он помнит прервавшийся разговор:
— Два месяца, может, три —
Сэм пересекает комнату и поднимает нож. Он находит подходящее место на стене, тщательно ощупывает гладкое дерево ладонью и делает ровный надрез, отмечая первый день. Он смотрит на него несколько секунд, а потом отворачивается.
У него уходит меньше часа, чтобы понять, как чертовски им повезло.
Все это время они были в основной комнате, достаточно маленькой, чтобы хорошо прогреться, и достаточно просторной, чтобы не вызвать приступа клаустрофобии. Маленький коридор ведет в ванную, где пол все еще был усыпан осколками, и к заднему выходу, который слишком занесло снегом, чтобы открыть.
В ванной все еще горит свет, значит, тут должно быть какое-то электричество, думает Сэм, ветряная турбина, которую не видно из-за снегопада, или солнечные панели на крыше, потому что они никак не могут быть так далеко от цивилизации...
Оголенные трубы работают, хоть по ним и бежит ледяная вода. Видимо, энергии хватает на то, чтобы вода не замерзала в этих трубах.
В шкафах над кухонькой ждет сюрприз: фасоль, консервированная колбаса, тунец, рис, овсянка и даже консервированные фрукты. Кто бы тут не жил, он словно готовился к Апокалипсису, потому что тут есть все, что только может пригодится.
Тепло, еда, водопровод, электричество, что еще? Да почти все. Постепенно основная комната в его глазах приобретает странные черты чего-то домашнего. На столе лежат какие-то бумаги, кажется, карты, но Сэм не собирается разочаровываться в этом раньше времени. У одной из стен стоят книжные шкафы, а между ними — относительно новая поющая рыба, и Сэм улыбается, вспоминая, как Дин целую неделю смеялся, увидев такую в очередном отеле.
Он подходит, чтобы получше рассмотреть и замечает книги. Все это знакомо — старые, потертые от времени обложки...
И внезапно до него доходит. Это не хижина, не убежище, это — дом.
Напротив шкафа стоит сундук. Сэм подходит и распахивает его. Темный метал блестит в пыли.
Ружья, ножи, серебро и каменная соль.
— Господи... — бормочет Сэм, и внезапно все встает на свои места.
Может, их сюда забросило не просто по счастливой случайности? Кто еще, если не охотник, построит полностью оборудованную хижину черт знает где? Кто бы это ни был, когда все это кончится, Сэм будет должен им бутылку пива. Или две бутылки. Или даже десять.
Остаток дня пролетает незаметно.
Ему снова удается выбраться наружу, одолжив теплую куртку и ботинки, которые он находит у двери. Снаружи все еще метель.
Нет никакой ветряной турбины, но на крыше оказываются солнечные панели, занесенные снегом, которые ему удается расчистить, каким-то чудом не свалившись с хижины. За домиком есть небольшой хребет, на который он когда-нибудь заберется, чтобы осмотреться получше. Еще есть озеро, и он видит следы, уходящие вглубь леса среди деревьев. Это значит, что, благодаря обнаруженным ружьям, вполне возможно поохотиться в изначальном смысле этого слова.
Темнеет, и головная боль, которая все это время не давала ему покоя, усиливается. Он стряхивает снег и направляется обратно.
Ничего не изменилось, и Сэм вдруг понял, что, возможно, он затеял всю эту прогулку по заснеженной глуши только для того, чтобы не думать об основной проблеме. Люцифер по-прежнему лежит на раскладушке, содрогаясь и бормоча непонятные слова. Его состояние не улучшилось, и Сэм не знает, что делать. Да и что он может?
Он — ангел, черт возьми, точнее — архангел, или даже тот самый архангел, или, по крайней мере, один из трех самых известных, если уж на то пошло. Вся его мощь, непокорность и ярость едва обличена в физическую форму. Но совсем не такое впечатление сложилось, когда Винчестер увидел его на пороге ванной комнаты — с печалью в глазах и собственной кровью на руках. Не так он выглядел и сейчас — бледный, слабый, трясущийся.
Конечно, есть возможность, что он просто притворяется, ожидая, пока Сэм ослабит надзор за ним. Но охотник уверен, что существо, которое изобрело один из смертных грехов — Гордыню — позволит кому-нибудь видеть себя в таком состоянии. А у Люцифера был по этому поводу пунктик, это он уже уяснил за шесть месяцев.
Но это не имеет значения. Важно то, чем он является, являлся, чего он хочет — уничтожить всех людей, наказать неверных. И, самое главное, сделать это, находясь внутри младшего Винчестера. Поэтому Сэм не должен чувствовать ничего, похожего на жалость, Сэм не должен был вообще сюда его приносить, если уж об этом зашла речь. Он знает это. И хотелось бы, чтобы мозг уже понял это, вместо того, чтобы настаивать на своем: он сломлен, и это твоя вина.
Неделя пролетает незаметно.
Люцифер то неподвижно спит, и его дыхание такое прерывистое, что Сэму иногда кажется, что его нет, то резко садится с каким-то ужасом на лице и тут же падает обратно, сражаясь с одеялом так, словно этот кусок материи — цепи или что похуже.
За окном по-прежнему валит снег. Сэм знает, что ему нужно выйти, чтобы получше осмотреться, но он ничего не делает. И пытается заверить себя, что в снеге, а не в иррациональном страхе, что, когда он вернется, на раскладушке никого не будет, и он окажется в полном одиночестве.
Люцифер остается в таком же состоянии, хотя вряд ли это подобающее определение для жара, который только усиливается. Сэм помогает или пытается помочь, хоть его попытки и остаются неуклюжими и бессмысленными. Но он пытается, не имея ни малейшего понятия, как или почему. На следующий день он пытается покормить его, что кончается тем, что еда оказывается на раскладушке и на рубашке Сэма, что вынуждает Винчестера отправиться в ледяной душ. Поэтому больше он не пытается.
Первые дни кажутся просто ужасными – Сэм не знает, чем заняться, куда себя деть, но потом привыкает, и, чем дальше, тем становится легче. Или он просто решил посмотреть, насколько он испорчен? Или, может, он не настолько жесток, как подумал сперва, чтобы отойти в сторону и смотреть, как умирает кто-то беззащитный у него на глазах?
Поэтому он пытается сделать хоть что-то, потому что делать больше просто нечего, а не потому, что ему есть дело, или еще что. И уж точно не потому, что внутри что-то сжимается, когда он видит кого-то столь сильного в таком ужасном состоянии…
Сначала он переживал из-за тепла и даже пытался топить печь не так сильно, но от этого Люцифера трясло только сильнее. После этого, Сэм просто оставил все так, как было. С едой не получилось, но с водой дела шли немного получше, поэтому охотник поил его, когда тот был в полубессознательном состоянии, но даже тогда он, казалось, не воспринимал окружающее. Он открывал глаза, но смотрел мимо, словно ничего не видел и видел все одновременно, но тут же зажмуривался, обессиленно откидываясь обратно.
Кажется, по каким-то причинам Люцифер спит лучше, когда Сэм рядом, поэтому на третий день он плюет на все и ложится рядом на спальном мешке, ведь к крикам по ночам без причины он успел довольно быстро привыкнуть.
Но у нового порядка есть и минусы. Иногда Сэм чувствует нестерпимый жар, исходящий из ниоткуда, просыпается от запаха гари в воздухе, металлического привкуса во рту и с таким ощущением, словно долго-долго смотрел на солнце.
На пятую ночь он просыпается от того, что его крепко хватают за руку, и вскрикивает от удивления.
Сэм хватает его в ответ, но Люцифер сильнее, и его ногти оставляют следы на коже Винчестера. Охотник пытается отпихнуть его, но это бесполезно.
— Dumah —
Сэм прекращает сопротивляться и мгновенно разворачивается. Лицифер смотрит прямо в потолок остекленевшими глазами, и на его лице читается неподдельный испуг. Весь он застыл, словно высеченный из гранита, только губы продолжали шептать.
— Dumah, снова повторяет он настолько сломленным голосом, что можно услышать неспрятанное отчаяние. — Levad... пожалуйста, я —
— Эй, — Сэм наклоняется ближе.
Голова Люцифера повернута в его голову, но он ничего не видит. Захват снова становится достаточно сильным, чтобы Сэм охнул, чувствуя покалывание где-то в запястье и зная, что утром там будет синяк.
— Эй! — повторяет он громче.
Люцифер даже не знает, что Сэм здесь, — он бормочет слова на мертвом языке, слова, о существовании которых охотник даже не подозревал.
Прежде, чем он успевает подумать, Винчестер берет его лицо в свои руки и поворачивает к себе:
— Эй!
Глаза вдруг, испуганные, фокусируются на нем.
Сэм пялится, удивленный, что это сработало. Но его все еще крепко держат за запястье, а Люцифер пялится на него в ответ, все еще потерянный и напуганный.
— Все хорошо, — медленно говорит он, и слова сами слетают с языка. — Это я.
Захват немного слабеет.
— Все хорошо, — повторяет он. Какую-то долю секунды Люцифер пытается сконцентрироваться, но это оказывается выше его сил, и он просто закрывает глаза, еще больше ослабляя хватку на запястье человека.
Сэм остается сидеть на месте, бездумно глядя в спокойное лицо мирно заснувшего Люцифера.
Он пытается осторожно вытащить свою руку, но на лбу Люцифера пролегает морщина, поэтому охотник оставляет все как есть и устраивается рядом.
На следующий день он спит спокойно, не бормоча слова и вообще едва двигаясь, но наконец-то его дыхание выровнялось. Сэм пытается растолкать его в полдень, но кожа холодная на ощупь, и в ответ нет никакой реакции.
День проходит без изменений, и к тому времени, как темнеет, Сэму наконец приходит в голову, что нужно бы придумать, как связать Люцифера. Ему заметно лучше, и если он очнется... Но это просто глупости. Если он очнется самим собой, веревки будут просто великолепным вариантом. Если же он окажется не собой... но этот вариант даже не казался правильным.
Поэтому Сэм просто засыпает подальше от раскладушки, чем он привык спать, пытаясь игнорировать тот факт, что, несмотря на то, что он ближе к печке, ему все равно холоднее, чем когда он спал подле Люцифера.
Ему снятся сны.
Ему снится, что он падает так быстро, что не может дышать. Ветер бьет его по щекам, твердый, словно камень, все его тело находится в свободном полете, и он борется, но за что — не знает, не имеет ни малейшего понятия; он просто чувствует, что это именно то, что он должен делать, и поэтому продолжает сопротивляться. Он открывает рот, чтобы закричать, но не может издать ни звука, и нет ничего, кроме падения. Он открывает глаза, но вокруг нет ничего, только черная пустота. Внезапно он понимает, что воздух становится холоднее, чем был до этого, и почему-то пахнет снегом.
Сэм просыпается от того, что в лицо ему дует холодным ветром.
Он передергивает плечами и сильнее запахивает спальный мешок, пытаясь снова заснуть, но это не помогает. Холодный ветер все равно проникает за шиворот, становится даже сильнее.
Он открывает глаза, недовольно застонав.
Дверь открыта нараспашку.
Он мгновенно садится, бегло оглядываясь. Раскладушка пуста, и, возможно, от этого не должно быть так погано на душе.
Сэм быстро вскакивает на ноги, надеясь, что Люцифер просто отодвинулся, но распахнутая дверь может значить только одно, поэтому он стремглав выскакивает наружу.
Ему тут же приходится зажмуриться — в глаза бьет белоснежность, освещенная луной. Небо расчистилось впервые за все время их пребывания здесь. Луна просто огромна. Это лишь ее половина — месяц, — но и этого хватает, чтобы осветить все кругом и превратить из черного в серый, серебряный и голубоватый.
Привыкнув в яркости белоснежного мира, Сэм оглядывается и замечает Люцифера; он почти ненавидит себя за то чувство облегчения, которое он испытал в этот момент.
Вздохнув, он возвращается в хижину, быстро накидывает теплую куртку и ботинки и снова выходит наружу, осторожно прикрыв за собой дверь.
Снаружи не так уж и холодно, но изо рта все равно вырывается пар. Сэм знает, что внутри должно что-то колотиться, когда он приближается к нему, но ничего такого нет; наоборот, Винчестер с удивлением замечает, что просто идет шаг за шагом, словно нет ничего проще.
Как только он подходит ближе, охотник замечает, что на Люцифере нет куртки, и это вызывает чувство какого-то легкого беспокойства, которое он тут же пытается заглушить. Сэм вглядывается в его лицо.
Люцифер смотрит на звезды.
Его глаза, яркие и голубые, чисты, и в них нет и следа той поволоки, которая застилала их последние несколько дней.
Сэм не знает, что делать. Это должно тревожить его, но почему-то нет даже волнения. Может, он все еще спит. Поэтому он просто стоит, засунув руки в карманы, чтобы не было так холодно.
Он прослеживает за взглядом Люцифера — до звезд. Они красивые. Невероятно яркие. Хотя, это логично, звезды всегда лучше выглядят зимой, и хижина была довольно далеко, чтобы отвлечь их внимание от прекрасного зрелища на бездонном полотне. Где-то на периферии сознания скользит мысль, что еще никогда он не видел звезд так четко.
— Почему?
Голос грубый. Сэм помнит, каким мягким и легким он был, молоко с медом и что-то летнее. Сейчас это тот же самый голос, только... настоящий. Очень настоящий. Он просто звучит, и все.
— Ты знаешь, почему, — Сэм даже не смотрит на него.
Люцифер опускает голову, прочь от звезд, и смотрит на снег под их ногами. Сэм знает, что нужно бы посмотреть на него, но — не может.
— Все должно было быть совсем не так, — тихо говорит Люцифер. Сэм думает, что, возможно, он даже зажмурился, но точно сказать не может. — Совсем не так.
— Ну, да, — соглашается Сэм, переводя взгляд со звезд на замерзшее озеро. — Так уж вышло.
Ветер слишком мягок, чтобы издать хоть звук. Кругом нет ни птиц, ни зверей, ничего нет. Только застывшая, словно замороженная кем-то тишина, будто мир застрял во времени — белый, потерянный и постоянный.
— Почему ты не убил меня?
Сэм не двигается. Он наблюдает за тем, как облако пара, выходящее из его раскрытого рта, совпадает с отдаленным контуром гор.
Он замечает, что Люцифер стоит босиком, и его пальцы судорожно вцепляются в снег.
— Где твоя обувь?
— Я не знал, что она мне понадобится.
— Что? — переспрашивает Сэм, глядя ему в лицо впервые за все время разговора.
Люцифер смотрит на свои ноги, грустно улыбаясь.
— Снег, — объясняет он наконец. — Я не ожидал, что он будет таким холодным.
— Больно, должно быть, — почти спрашивает Винчестер.
Люцифер поднимает брови, по-прежнему заинтересованно глядя вниз.
— Почему ты вышел наружу? — спрашивает Сэм намного мягче, чем собирался.
Люцифер смотрит на него этими невозможными голубыми глазами.
— Мне нужно было увидеть звезды... чтобы убедиться наверняка.
— Пошли обратно, — предлагает Сэм.
Люцифер разворачивается и медленно кивает.
Винчестер делает несколько шагов и останавливается, чтобы убедиться, что за ним следуют. Люцифер пытается сдвинуться с места и спотыкается. Сэм ловит его за руку без размышлений и держит прочно, крепко. На ощупь он больше не горячий, его тепло вообще едва ощутимо.
Люцифер смотрит на него почти по-злому, но его выражение быстро изменяется, и он смущенно поднимает брови, снова кивая головой.
— Хорошо, — говорит Сэм.
Он направляется обратно к хижине, и Люцифер не отпускает руки, поэтому и сам охотник не отталкивает его. До места, перешагивая через сугробы, они добираются вместе — освещаемые серебряным светом луны.
примечания. * — От самых кончиков его пригвожденных пальцев Холод внутрь дюйм за дюймом — черный лед, растекающиеся чернила — Пока подвешенная в воздухе плоть не опустела. Один в этой пустоте, где нет даже боли, Не чувствуя расколотых ступней. Взгляд человека похоронен глубоко в его глазах, Руки, словно слепленные из мяса, охвачены болью. В теле мертвеца каменный кулак Его сердца ударил В жесткую клетку из ребер, и воздух Снова влился в грудь избитого существа. Сейчас.
Он пришел наполнить жизнью твое тело, так же, как теплая вода Рождается в брызгах и дает начало рекам.
«Smile, though your heart is aching Smile even though its breaking When there are clouds in the sky, You'll get by If you smile, Through your fear and sorrow Smile, and maybe tomorrow You'll see the sun come shining through».
— Robert Downey Jr. (John Turner and Geoffrey Parsons' words)
«Treat everybody the same. Whatever people say, whatever they come from, whatever they do in private, whatever they believe, the law must not discriminate».
переводОтноситесь ко всем одинаково. Закон никого не должен дискриминировать, независимо от того, что люди говорят, откуда они родом, чем они занимаются наедине, во что они верят.
ЛЕНТА, ПРОСТИ МНЕ МОЙ КАПСЛОК, НО Я НЕ МОГУ ИНАЧЕ. Я ЖДАЛА ДВА ГОДА И ДОЖДАЛАСЬ. ЭТО БЫЛО ПРОСТО... ОРПРОАРПАСПСПЛОРТЖДЛЖЭИР!!!!! Я ПОСМЕЯЛАСЬ, Я ПОРЫДАЛА, СПАСИБО.
Как обычно, реалистом остается Эрик. У меня даже появилось какое-то отвращение к Чарльзу, когда он обвинил Магнето в том, что тот его бросил. Это Чарльз его бросил, всех бросил. Когда Эрик имена ему перечислял, меня аж передернуло, до мурашек: Ангел, Азазель, Эмма, Банши... Я же помню их: совсем недавно стояли они на том острове, и перед каждым было их собственное будущее. Эрик, Мистик защищали мутантов, которые защищали будущее, умирали за то, во что верили, а Чарльз спрятался в особняке вместе с Хэнком и доволен был, что его никто не трогает. И он еще упрекает Магнето! Я не могу, ответ Эрика говорит за меня:
а настоящее? Какое тут оно, до слез. Магнето первый признал, что вся их жизнь — ошибка, что все это было лишним, мишурой. Он признал, что многое они упустили, он сказал, что несколько лет дружбы тем дороже, что знаешь, сколько лет было проведено в войне. И как он до последнего защищал этот храм или что там, как готов был умереть... Нет, я не могу...
И измененное настоящее. То есть не существует этого бесполезного деления на два лагеря мутантов, нет битв между ними, нет бессмысленных смертей и потерь. Есть только два друга, которые не разделяют мнения друг друга.