Я ПРОСТО ХОЧУ СТЕРЕТЬ СЕБЕ ПАМЯТЬ И ПОСМОТРЕТЬ ЭТО ЗАНОВО РАЗ НА СТО, ЛУЧШЕ НА АНГЛИЙСКОМ, СПАСИБО, РОБЕРТ, ПОЧЕМУ ЖЕ ТЫ РОБЕРТ, СПАСИБО ЗА ФИЛЬМ, Я ПЛАКАЛА, СМЕЯЛАСЬ, ПЛАКАЛА, КАК ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ, ТЫ ЛУЧШИЙ, СПАСИБО.
Сюжет, казалось бы, простой, но из-за Роберта Дауни мл., который на себе вывозит 2.20 часа экранного времени, что-то берет за душу и не отпускает. Многие места как-то западают и остаются внутри вас на протяжении фильма. И после выхода из кинотеатра.
Огромное спасибо команде Дауни за проделанную работу, они вдвоем реально классные
ФРАЗА «Где мои медовые конфеты, старик?» ЧТО-ТО СО МНОЙ СДЕЛАЛА
А еще искренние сочувствия Роберту — терять близких людей всегда тяжело, особенно если это кто-то из родителей.
Нет, правда, все же сегодня с утра зашли на тумблер/твиттер и увидели вот эту ужасную статью?
Конечно, роль Дауни мл. в третьей части "Первого Мстителя" — новости хорошие, потому что у Роберта получается просто идеальный Тони Старк, но. НО.
ЗАЧЕМ ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА, ЗАЧЕМ, ВСЕ И ТАК РЫДАЛИ НА 4-5 ТОМАХ ЖЧ, НЕ НАДО, ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ, В MCU ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ХОРОШО, НЕ НАДО ЭТО ПРЕВРАЩАТЬ В 616, ЗАЧЕЕЕЕЕМ СНИМИТЕ ЛУЧШЕ ТОНИ В СТРАЖАХ, А
Еще в другой статье написано было, что к поддержке SHRA Тони подтолкнет тот факт, что Альтрон чуть не уничтожит Землю. И это все прекрасно, но остаются несостыковочки.
1) ГВ потому такая тяжелая арка, что разрывает суперобщество на две части, а что мы имеем в муви? Кучку супергероев, которые еще не успели стать друзьями, то есть ангста они дадут, но уровень будет не тот. Да и кто будет сражаться? Герои-то принадлежат разным компаниям, у них и без этого споры идут.
2) Это такой способ вывести Старка из игры? Потому что они со спокойной душой могут изменить конец, и СТИВ ПРОСТО ОПУСТИТ ЩИТ, И НИКТО ЕГО НЕ ОСТАНОВИТ.
3) Если в конце не будет этого болючего IT WASN'T WORTH IT я буду очень сильно плакать негодовать.
4) Получается, Альтрон мувиверса — это те же скруллы? Чтобы народ перестал доверять Старку? Потому что в фильмах я еще ни разу не слышала, чтобы люди про него что плохое говорили, тогда как в комиксах это уже постоянное..
Смеетесь! — В блаженной крылатке дорожной! Луна высока. Мой — так несомненно и так непреложно, Как эта рука.
Опять с узелком подойду утром рано К больничным дверям. Вы просто уехали в жаркие страны, К великим морям.
Я Вас целовала! Я Вам колдовала! Смеюсь над загробною тьмой! Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала — Домой!
Пусть листья осыпались, смыты и стерты На траурных лентах слова. И, если для целого мира Вы мертвы, Я тоже мертва.
Я вижу, я чувствую, — чую Вас всюду, — Что ленты от Ваших венков! — Я Вас не забыла и Вас не забуду Во веки веков!
Таких обещаний я знаю бесцельность, Я знаю тщету. — Письмо в бесконечность. — Письмо в беспредельность. — Письмо в пустоту.
4 октября 1914
а потом Твардовского:
«Баллада о товарище»Вдоль развороченных дорог И разоренных сел Мы шли по звездам на восток,- Товарища я вел.
Он отставал, он кровь терял, Он пулю нес в груди И всю дорогу повторял: - Ты брось меня. Иди...
Наверно, если б ранен был И шел в степи чужой, Я точно так бы говорил И не кривил душой.
А если б он тащил меня, Товарища-бойца, Он точно так же, как и я, Тащил бы до конца...
Мы шли кустами, шли стерней: В канавке где-нибудь Ловили воду пятерней, Чтоб горло обмануть,
О пище что же говорить,- Не главная беда. Но как хотелось нам курить! Курить - вот это да...
Где разживалися огнем, Мы лист ольховый жгли, Как в детстве, где-нибудь в ночном, Когда коней пасли...
Быть может, кто-нибудь иной Расскажет лучше нас, Как горько по земле родной Идти, в ночи таясь.
Как трудно дух бойца беречь, Чуть что скрываясь в тень. Чужую, вражью слышать речь Близ русских деревень.
Как зябко спать в сырой копне В осенний холод, в дождь, Спиной к спине - и все ж во сне Дрожать. Собачья дрожь.
И каждый шорох, каждый хруст Тревожит твой привал... Да, я запомнил каждый куст, Что нам приют давал.
Запомнил каждое крыльцо, Куда пришлось ступать, Запомнил женщин всех в лицо, Как собственную мать.
Они делили с нами хлеб - Пшеничный ли, ржаной,- Они нас выводили в степь Тропинкой потайной.
Им наша боль была больна,- Своя беда не в счет. Их было много, но одна... О ней и речь идет.
- Остался б,- за руку брала Товарища она,- Пускай бы рана зажила, А то в ней смерть видна.
Пойдешь да сляжешь на беду В пути перед зимой. Остался б лучше.- Нет, пойду,- Сказал товарищ мой.
- А то побудь. У нас тут глушь, В тени мой бабий двор. Случись что, немцы,- муж и муж, И весь тут разговор.
И хлеба в нынешнем году Мне не поесть самой, И сала хватит.- Нет, пойду,- Вздохнул товарищ мой.
- Ну, что ж, иди...- И стала вдруг Искать ему белье, И с сердцем как-то все из рук Металось у нее.
Гремя, на стол сковороду Подвинула с золой. Поели мы.- А все ж пойду,- Привстал товарищ мой.
Она взглянула на него: - Прощайте,- говорит,- Да не подумайте чего...- Заплакала навзрыд.
На подоконник локотком Так горько опершись, Она сидела босиком На лавке. Хоть вернись.
Переступили мы порог, Но не забыть уж мне Ни тех босых сиротских ног, Ни локтя на окне.
Нет, не казалася дурней От слез ее краса, Лишь губы детские полней Да искристей глаза.
Да горячее кровь лица, Закрытого рукой. А как легко сходить с крыльца, Пусть скажет кто другой...
Обоих жалко было мне, Но чем тут пособить? - Хотела долю на войне Молодка ухватить.
Хотела в собственной избе Ее к рукам прибрать, Обмыть, одеть и при себе Держать - не потерять,
И чуять рядом по ночам,- Такую вел я речь. А мой товарищ? Он молчал, Не поднимая плеч...
Бывают всякие дела,- Ну, что ж, в конце концов Ведь нас не женщина ждала, Ждал фронт своих бойцов.
Мы пробирались по кустам, Брели, ползли кой-как. И снег нас в поле не застал, И не заметил враг.
И рану тяжкую в груди Осилил спутник мой. И все, что было позади, Занесено зимой.
И вот теперь, по всем местам Печального пути, В обратный путь досталось нам С дивизией идти.
Что ж, сердце, вволю постучи,- Настал и наш черед. Повозки, пушки, тягачи И танки - все вперед!
Вперед - погода хороша, Какая б ни была! Вперед - дождалася душа Того, чего ждала!
Вперед дорога - не назад, Вперед - веселый труд; Вперед - и плечи не болят, И сапоги не трут.
И люди,- каждый молодцом,- Горят: скорее в бой. Нет, ты назад пройди бойцом, Вперед пойдет любой.
Привал - приляг. Кто рядом - всяк Приятель и родня. Эй ты, земляк, тащи табак! - Тащу. Давай огня!
Свояк, земляк, дружок, браток, И все добры, дружны. Но с кем шагал ты на восток, То друг иной цены...
И хоть оставила война Следы свои на всем, И хоть земля оголена, Искажена огнем,-
Но все ж знакомые места, Как будто край родной. - А где-то здесь деревня та?- Сказал товарищ мой.
Я промолчал, и он умолк, Прервался разговор. А я б и сам добавить мог, Сказать:- А где тот двор...
Где хата наша и крыльцо С ведерком на скамье? И мокрое от слез лицо, Что снилося и мне?..
Дымком несет в рядах колонн От кухни полевой. И вот деревня с двух сторон Дороги боевой.
Неполный ряд домов-калек, Покинутых с зимы. И там на ужин и ночлег Расположились мы.
И два бойца вокруг глядят, Деревню узнают, Где много дней тому назад Нашли они приют.
Где печь для них, как для родных, Топили в ночь тайком. Где, уважая отдых их, Ходили босиком.
Где ждали их потом с мольбой И мукой день за днем... И печь с обрушенной трубой Теперь на месте том.
Да сорванная, в стороне, Часть крыши. Бедный хлам. Да черная вода на дне Оплывших круглых ям.
Стой! Это было здесь жилье, Людской отрадный дом. И здесь мы видели ее, Ту, что осталась в нем.
И проводила, от лица Не отнимая рук, Тебя, защитника, бойца. Стой! Оглянись вокруг...
Пусть в сердце боль тебе, как нож, По рукоять войдет. Стой и гляди! И ты пойдешь Еще быстрей вперед.
Вперед, за каждый дом родной, За каждый добрый взгляд, Что повстречался нам с тобой, Когда мы шли назад.
И за кусок, и за глоток, Что женщина дала, И за любовь ее, браток, Хоть без поры была.
Вперед - за час прощальный тот, За память встречи той... - Вперед, и только, брат, вперед, Сказал товарищ мой...
Он плакал горестно, солдат, О девушке своей, Ни муж, ни брат, ни кум, ни сват И не любовник ей.
И я тогда подумал:- Пусть, Ведь мы свои, друзья. Ведь потому лишь сам держусь, Что плакать мне нельзя.
А если б я,- случись так вдруг,- Не удержался здесь, То удержался б он, мой друг, На то и дружба есть...
И, постояв еще вдвоем, Два друга, два бойца, Мы с ним пошли. И мы идем На Запад. До конца.
1942
в догонку еще Бродского
«Письмо генералу Z (песнь об осаде Ла-Рошели)»Генерал! Наши карты -- дерьмо. Я пас. Север вовсе не здесь, но в Полярном Круге. И Экватор шире, чем ваш лампас. Потому что фронт, генерал, на Юге. На таком расстояньи любой приказ превращается рацией в буги-вуги.
Генерал! Ералаш перерос в бардак. Бездорожье не даст подвести резервы и сменить белье: простыня -- наждак; это, знаете, действует мне на нервы. Никогда до сих пор, полагаю, так не был загажен алтарь Минервы.
Генерал! Мы так долго сидим в грязи, что король червей загодя ликует, и кукушка безмолвствует. Упаси, впрочем, нас услыхать, как она кукует. Я считаю, надо сказать мерси, что противник не атакует.
Наши пушки уткнулись стволами вниз, ядра размякли. Одни горнисты, трубы свои извлекая из чехлов, как заядлые онанисты, драют их сутками так, что вдруг те исторгают звук.
Офицеры бродят, презрев устав, в галифе и кителях разной масти. Рядовые в кустах на сухих местах предаются друг с другом постыдной страсти, и краснеет, спуская пунцовый стяг, наш сержант-холостяк.
___
Генерал! Я сражался всегда, везде, как бы ни были шансы малы и шатки. Я не нуждался в другой звезде, кроме той, что у вас на шапке. Но теперь я как в сказке о том гвозде: вбитом в стену, лишенном шляпки.
Генерал! К сожалению, жизнь -- одна. Чтоб не искать доказательств вящих, нам придется испить до дна чашу свою в этих скромных чащах: жизнь, вероятно, не так длинна, чтоб откладывать худшее в долгий ящик.
Генерал! Только душам нужны тела. Души ж, известно, чужды злорадства, и сюда нас, думаю, завела не стратегия даже, но жажда братства: лучше в чужие встревать дела, коли в своих нам не разобраться.
Генерал! И теперь у меня -- мандраж. Не пойму, отчего: от стыда ль, от страха ль? От нехватки дам? Или просто -- блажь? Не помогает ни врач, ни знахарь. Оттого, наверно, что повар ваш не разбирает, где соль, где сахар.
Генерал! Я боюсь, мы зашли в тупик. Это -- месть пространства косой сажени. Наши пики ржавеют. Наличье пик -- это еще не залог мишени. И не двинется тень наша дальше нас даже в закатный час.
___
Генерал! Вы знаете, я не трус. Выньте досье, наведите справки. К пуле я безразличен. Плюс я не боюсь ни врага, ни ставки. Пусть мне прилепят бубновый туз между лопаток -- прошу отставки!
Я не хочу умирать из-за двух или трех королей, которых я вообще не видал в глаза (дело не в шорах, но в пыльных шторах). Впрочем, и жить за них тоже мне неохота. Вдвойне.
Генерал! Мне все надоело. Мне скучен крестовый поход. Мне скучен вид застывших в моем окне гор, перелесков, речных излучин. Плохо, ежели мир вовне изучен тем, кто внутри измучен.
Генерал! Я не думаю, что ряды ваши покинув, я их ослаблю. В этом не будет большой беды: я не солист, но я чужд ансамблю. Вынув мундштук из своей дуды, жгу свой мундир и ломаю саблю.
___
Птиц не видать, но они слышны. Снайпер, томясь от духовной жажды, то ли приказ, то ль письмо жены, сидя на ветке, читает дважды, и берет от скуки художник наш пушку на карандаш.
Генерал! Только Время оценит вас, ваши Канны, флеши, каре, когорты. В академиях будут впадать в экстаз; ваши баталии и натюрморты будут служить расширенью глаз, взглядов на мир и вообще аорты.
Генерал! Я вам должен сказать, что вы вроде крылатого льва при входе в некий подъезд. Ибо вас, увы, не существует вообще в природе. Нет, не то чтобы вы мертвы или же биты -- вас нет в колоде.
Генерал! Пусть меня отдадут под суд! Я вас хочу ознакомить с делом: сумма страданий дает абсурд; пусть же абсурд обладает телом! И да маячит его сосуд чем-то черным на чем-то белом.
Генерал, скажу вам еще одно: Генерал! Я взял вас для рифмы к слову "умирал" -- что было со мною, но Бог до конца от зерна полову не отделил, и сейчас ее употреблять -- вранье.
___
На пустыре, где в ночи горят два фонаря и гниют вагоны, наполовину с себя наряд сняв шутовской и сорвав погоны, я застываю, встречая взгляд камеры Лейц или глаз Горгоны.
Ночь. Мои мысли полны одной женщиной, чудной внутри и в профиль. То, что творится сейчас со мной, ниже небес, но превыше кровель. То, что творится со мной сейчас, не оскорбляет вас.
___
Генерал! Вас нету, и речь моя обращена, как обычно, ныне в ту пустоту, чьи края -- края некой обширной, глухой пустыни, коей на картах, что вы и я видеть могли, даже нет в помине.
Генерал! Если все-таки вы меня слышите, значит, пустыня прячет некий оазис в себе, маня всадника этим; а всадник, значит, я; я пришпориваю коня; конь, генерал, никуда не скачет.
Генерал! Воевавший всегда как лев, я оставляю пятно на флаге. Генерал, даже карточный домик -- хлев. Я пишу вам рапорт, припадаю к фляге. Для переживших великий блеф жизнь оставляет клочок бумаги.
и еще Визбора
«Помни войну»Помни войну, пусть далёка она и туманна. Годы идут, командиры уходят в запас. Помни войну! Это, право же, вовсе не странно Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.
Гром поездов. Гром лавин на осеннем Кавказе. Падает снег. Ночью староста пьет самогон. Тлеет костер. Партизаны остались без связи. Унтер содрал серебро со старинных икон.
Помни войну! Стелет простынь нарком в кабинете. Рота - ура! Коммунисты - идти впереди! Помни войну! Это мы - ленинградские дети - Прямо в глаза с фотографий жестоких глядим.
Тихо, браток. В печку брошены детские лыжи. Русский народ роет в белой земле блиндажи. Тихо, браток! Подпусти их немного поближе - Нам-то не жить, но и этим подонкам не жить.
Помни войну, пусть далёка она и туманна. Годы идут, командиры уходят в запас. Помни войну! Это, право же, вовсе не странно Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.
«Я думала, что ты мой враг...»Я думала, что ты мой враг, что ты беда моя тяжелая, а вышло так: ты просто враль, и вся игра твоя - дешевая.
На площади Манежная бросал монету в снег. Загадывал монетой, люблю я или нет.
И шарфом ноги мне обматывал там, в Александровском саду, и руки грел, а все обманывал, всё думал, что и я солгу.
Кружилось надо мной вранье, похожее на воронье.
Но вот в последний раз прощаешься. В глазах ни сине, ни черно. О, проживешь, не опечалишься, а мне и вовсе ничего.
Но как же всё напрасно, но как же всё нелепо! Тебе идти направо. Мне идти налево.
1957
а потом Есенина
«Письмо к женщине»Вы помните, Вы все, конечно, помните, Как я стоял, Приблизившись к стене, Взволнованно ходили вы по комнате И что-то резкое В лицо бросали мне.
Вы говорили: Нам пора расстаться, Что вас измучила Моя шальная жизнь, Что вам пора за дело приниматься, А мой удел - Катиться дальше, вниз.
Любимая! Меня вы не любили. Не знали вы, что в сонмище людском Я был, как лошадь, загнанная в мыле, Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы, Что я в сплошном дыму, В развороченном бурей быте С того и мучаюсь, что не пойму - Куда несет нас рок событий.
Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье. Когда кипит морская гладь, Корабль в плачевном состоянье.
Земля - корабль! Но кто-то вдруг За новой жизнью, новой славой В прямую гущу бурь и вьюг Ее направил величаво.
Ну кто ж из нас на палубе большой Не падал, не блевал и не ругался? Их мало, с опытной душой, Кто крепким в качке оставался.
Тогда и я Под дикий шум, Но зрело знающий работу, Спустился в корабельный трюм, Чтоб не смотреть людскую рвоту. Тот трюм был - Русским кабаком. И я склонился над стаканом, Чтоб, не страдая ни о ком, Себя сгубить В угаре пьяном.
Любимая! Я мучил вас, У вас была тоска В глазах усталых: Что я пред вами напоказ Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали, Что в сплошном дыму, В развороченном бурей быте С того и мучаюсь, Что не пойму, Куда несет нас рок событий... . . . . . . . . . . . . . . .
Теперь года прошли, Я в возрасте ином. И чувствую и мыслю по-иному. И говорю за праздничным вином: Хвала и слава рулевому!
Сегодня я В ударе нежных чувств. Я вспомнил вашу грустную усталость. И вот теперь Я сообщить вам мчусь, Каков я был И что со мною сталось!
Любимая! Сказать приятно мне: Я избежал паденья с кручи. Теперь в Советской стороне Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем, Кем был тогда. Не мучил бы я вас, Как это было раньше. За знамя вольности И светлого труда Готов идти хоть до Ла-Манша.
Простите мне... Я знаю: вы не та - Живете вы С серьезным, умным мужем; Что не нужна вам наша маета, И сам я вам Ни капельки не нужен.
Живите так, Как вас ведет звезда, Под кущей обновленной сени. С приветствием, Вас помнящий всегда Знакомый ваш, Сергей Есенин.
Какая-то невыносимая зеленая боль грызет ваш мозг? Очень сочувствую -- тем более что она уже, кажется, сгрызла его большую часть.
Но я здесь ни при чем. Не могу ни убавить, ни прибавить вам ни зеленой боли, ни серого вещества. Это вы, мой головокружительный, причиняете мне боль -- к сожалению, не приметил, какого цвета.
Я вообще ужасно ненаблюдателен. Если бы не вы, я бы и не заметил, что почтовый ящик похож на вопящего младенца, с которого живьем содрали кожу. Нет у меня этакого Поэтического Взгляда, умеющего замечать Красоту во всех вещах.
Здорово это вы выразились про небо: оно, мол, как огромное небо, утыканное гнилыми зубами, пасть, распахнутая на приеме у дантиста. Мне это и в голову не приходило.
Желаю вам и дальше развлекаться в том же духе, точнее, раздражаться в том же духе. Мне кажется, что мир внушает вам омерзение, вас просто корчит от него.
И когда вы обращаетесь к какому-нибудь традиционному сюжету, например, к Морю, вы описываете главным образом морскую болезнь со всеми ее выворачивающими подробностями. Вы агитируете за Новое Искусство, но ваш призыв у меня вызывает позыв.
«Есть существа, которые глядят...»Есть существа, которые глядят На солнце прямо, глаз не закрывая; Другие, только к ночи оживая, От света дня оберегают взгляд.
И есть еще такие, что летят В огонь, от блеска обезумевая: Несчастных страсть погубит роковая; Себя недаром ставлю с ними в ряд.
Красою этой дамы ослепленный, Я в тень не прячусь, лишь ее замечу, Не жажду, чтоб скорее ночь пришла.
Слезится взор, однако ей навстречу Я устремляюсь, как завороженный, Чтобы в лучах ее сгореть дотла.
«I wish I knew what it was like To find a place where I belong I never sleep Until I fix what's broken It wasn't supposed to be this way A part of me Wishes I could just feel something».