i commend my soul to any god that can find it.
Название: Sleep tight, tiger
Автор: [Valeri.]
Фандом: Sherlock BBC
Состояние: в процессе
Герои: Моран/Мориарти основной, намек на Ватсон/Моран
Размер: миди
Предупреждение: АУ, ООС и ангст
Посвящение: своим тараканам в голове. Создаю этакую АУшку под свой мормор
Краткое содержание: — Двадцать пять лет назад мы и познакомились, - Моран закурил и теперь выпускал кольца дыма.
часть первая
читать дальше— Двадцать пять лет назад мы и познакомились, — Моран закурил и теперь выпускал кольца дыма.
— Ничего себе, — пораженно выдохнул Джон. — Могу я надеяться, что ты мне расскажешь?
Полковник лишь как-то невесело ухмыльнулся.
— Я сразу его тогда заметил. Мальчишка лет десяти. Не знаю, что меня так в нем заинтересовало тогда. Может, большие напуганные глаза. Весь его вид — невзрачный, маленький, но глаза... Они горели. Обычно так не смотрят. Это уже после войны я понял, что так глядят люди, у которых на их глазах убили товарища, — готовые на самое невозможное люди. Вообще, я до сих пор не знаю, было ли это совпадением или нет. Я тогда с отцом поругался. Он хотел, чтобы я закончил Оксфорд, я же хотел пойти служить. В итоге, конечно, вышло все так, как хотел он, но... Он в тот день мне гадостей наговорил, я собрал сумку и на несколько дней уехал в Ирландию.
Я бесцельно брел по улицам Дублина. Что-то заставило меня пойти переулками, и так я оказался на школьном дворе. Джим стоял перед толпой мальчишек, старше его года на три-четыре. Один! И прожигал их своим взглядом.
— Что, Джимми, сбежала твоя армия? — спросил один из них, Карл Пауэрс.
— Ты убил мою собаку, — ответил ему Мориарти.
Это потом я узнал, что тогда он делал первые попытки собирать свою сеть. Тогда же для меня он был просто мальчишкой, которого бросили одного товарищи. Я просто еще никогда не встречал детей, которые вот так вот шли до конца - и плевать, что впереди обрыв. Черт, мне было двадцать лет, я не признавал никаких авторитетов, а этот стоявший одиноко ребенок вызвал у меня невольное уважение.
Так мы и познакомились.
Я потом курсовую защитил, и на все лето переехал в Дублин. Джим все время у меня ошивался, родителям его было все равно. Подожди, у меня, кажется, фото должно было остаться, если этот идиот не утащил...
Себастьян потянулся в карман, долго пытался скованными наручниками руками залезть в карман, потом все же предложил бывшему сослуживцу достать из куртки бумажник. В потайном отделе обнаружилось несколько фотокарточек, и полковник одну из них вручил доктору.
Джон пораженно замер. Вот стоял Себастьян - на светлой голове обычный беспорядок, привычная сигарета в зубах, какая-то непонятная майка и спортивные штаны. Рядом стоял темноволосый мальчишка, судорожно вцепившись в руку Морана. Мальчишка, Джим Мориарти, был в какой-то старой футболке и довольно улыбался. Джон отметил, что тогда тот еще улыбался весь - радостно растянутые в полуулыбке губы и смеющиеся глаза. На голове у него была кепка полковника, которую Ватсон часто видел в военной части на самом Моране.
— Это было так странно, — продолжил Себастьян. — Представь, десять лет разницы! Но, можешь поверить, скучно мне не было. И дело не в гениальности. Джим — ходячая катастрофа, так что за ним нужен глаз да глаз. Это было первое лето в моей жизни, когда я понял, что есть что-то интересное в этом мире. Но, как бы все это ни было прекрасно, лето, наше лето, кончилось. Я оставил ему телефон и адрес на всякий случай. Он тогда так на меня посмотрел... словно я ему жизнь спас. А потом направил на него пистолет и взвел курок.
Он провожал меня до вокзала. Поезд подошел, а Джим вцепился мне в руку. "Не уходи", - прочитал я тогда в его глазах. Я не придал этому значения. Помню только, как он стоял на самом краю, вцепившись глазами в удалявшиеся вагоны. Он так долго стоял. Я смотрел в окно; он был точкой, маленькой, удалявшейся точкой в этом тумане, но стоял, стоял, стоял. И тогда я понял. Именно тогда я сделал свой первый выстрел - в безоружного. Я и сам был без ружья, но все же умудрился спустить курок.
А потом меня закрутила осень. К стыду моему, во всей этой кутерьме предпоследнего курса образ этого чудака совсем растворился, слился с буднями, словно ничего и не было - ни той встречи, ни невероятного лета, ни вот этих его глаз. Пока я однажды не вернулся поздно домой и не нашел его на своем крыльце.
Этот идиот на все свои накопленные за несколько лет деньги купил билет до Лондона! Я тогда очень испугался - что было бы, дай я ему ненастоящий адрес? Он же гений, черт возьми! Я тогда так и застыл на месте. Мне еще никто и никогда так не доверял.
Я вдруг внезапно понял, что я для него — не просто прохожий в жизни, не просто друг на лето. Знаешь, такие люди, с которыми встречаешься только раз в жизни. Нет. Я был для него гораздо большим. Всю жизнь был.
Есть люди, перед которыми стараешься держать лицо, как бы херово ни было. Я стал для него таким человеком. Только мне он и доверял, но, что бы ни случилось, всегда старался казаться сильнее, чем был на самом деле. Я почему-то вспоминаю, как в Афганистане... но всему свое время.
Тогда я первый и последний раз видел, как Джим плачет. Он спрятал лицо в складках моей куртки и стоял так, кажется, вечность. Всегда интересно смотреть, как сильные люди проявляют слабость, как они ломаются. И я смотрел тогда во все глаза, обнимая его за тонкие плечи.
Уже под пледом, в теплом доме, Джим рассказал, что случилось.
Себастьян потянулся за новой сигаретой. Под удивленным взглядом Джона он отдернул руку в самый последний момент, пробормотав что-то вроде: "я обещал не курить так много".
— Так в чем было дело? — спросил Ватсон, пожирая глазами своего бывшего сослуживца.
Тот откинулся на спинку стула и продолжил рассказ:
— Стоит сказать пару слов о родителях Джима. Счастливой семьи выйти не могло, уж поверь. Его мать, Катрина Гринс, вышла замуж за Томаса Мориарти по расчету, но, увы, просчиталась. Успех ее мужа заключался в том, что Томас перед любым клиентом или большой шишкой умел прогнуться так, что со сделок ему капали немалые проценты. Но он не прочь был выпить. Вот однажды он напился и послал куда подальше очень важного клиента. Его чуть не уволили, но в последний момент значительно понизили. Он сначала не расстраивался особо, но потом однажды вдруг понял, что это - не просто понижение, а дно, самое настоящее дно бизнеса. Катрин это тоже не могло радовать.
У них тогда уже было два сына — Джеймс и Джереми, — названные в честь деда, Джеймса Мориарти. Поэтому рождению третьего Джима никто не порадовался, что не было удивительным. Первым двум сыновьям повезло — они застали эпоху, так сказать, расцвета отца, когда деньги лились ручьем. Джимми же угораздило родиться именно тогда, когда над домом нависли черные тучи, и опускаться ниже уже было некуда. Я вот все думаю: родись он хоть на год раньше, родители могли бы окружить его любовью. У него навсегда осталась эта дурацкая привычка - хватать меня за руку. Не просто хватать, а судорожно вцепляться - так утопающие хватаются за соломинку.
Он и в тот вечер так в меня вцепился.
— Я тебя нашел, — просто сказал он мне тогда, и я опешил. Несмотря на всю свою популярность в колледже, друзей у меня не было, так что никому до меня не было дела, и я был сам по себе. Тогда я впервые ощутил тепло от чьей-то заботы. Я помню, как грел его холодные дрожащие ладошки в своих теплых руках и просил рассказать мне, что же случилось. Он долго молчал, смотрел на меня своими невозможными глазами.
Его отец в тот день напился до чертиков и заявился домой, предъявив обвинения в адюльтере Катрин. Она долго молчала — очевидное отрицать было безрезультатно. А потом ее прорвало и она высказала все — и про бесконечные пьянки, и про хождение налево, и про унижения, про нехватку денег. Это была его вина, конечно, во всем этом. Но он ненавидел, когда его тыкали носом в собственные ошибки. Знаешь, что он тогда сделал, Джон? Нет, не догадаешься. Он просто взял ружье, висевшее на стене, и пристрелил ее. Вот так вот просто — нажал на курок, оборвал жизнь.
На глазах ребенка.
Джим тогда собрал все свои деньги (благо, хранил их в тайнике в саду), купил билет на первый попавшийся поезд до Лондона и поехал — ко мне, за поддержкой.
Я ничего ему не ответил, просто прижал к себе и пообещал, что никогда его не оставлю. Не оставил ведь...
Помню, как я разбирался с этим Томасом. Он требовал своего сына обратно. Я прибег к помощи отца — угрожал бросить колледж. Имея деньги, я смог договориться — Джим по документам все еще оставался его сыном, но жил у меня. Мы устроили его в другую школу в Лондоне. Я... просто испугался. Я как представил, что этот психопат сделает со свидетелем...
Постепенно оба брата Джима умерли. Старший, профессор математики, преподавал в каком-то престижном университете. Жизнь на виду. Ему бы быть поосторожней, да он засветился — завел интрижку с совсем молодым студентом с первого курса. Ничего удивительного, что оценки у того были завышены. Был скандал, не знаю, слышал ли ты. А потом этот придурок застрелился.
Лет через пять средний из Джимов приперся к моему и стал требовать деньги. Джим тогда уже в колледж поступил, денег брать было неоткуда. Да и смысла не было - его братец просто скололся, и деньги ему нужны были на дозу. Я помню, как Джим впился глазами в газету, когда прочитал, что его братец скончался от передоза через несколько месяцев.
Отец же окончательно спился. Заработал себе цирроз печени, парочку инфарктов. А потом внезапно скончался от алкогольного отравления.
Джим тогда был на втором курсе, своими мозгами зарабатывал более или менее. Смог найти деньги, чтобы похороны организовать.
Он с тех пор до смерти боялся трех вещей: оружия, наркотиков и спиртного. После такого эти страхи не кажутся такими уж иррациональными, правда?
Джон в шоке уставился на друга. Такого представить он никак не мог.
Подобное случается в кино, но не в жизни. Такое прошлое никак не сопоставлялось с человеком, вроде Мориарти. Ватсону почему-то всегда представлялось, что Джеймс вырос в богатой семье, был единственным ребенком, окруженным любовью и заботой, получал все, что просил.
Моран между тем продолжал.
Автор: [Valeri.]
Фандом: Sherlock BBC
Состояние: в процессе
Герои: Моран/Мориарти основной, намек на Ватсон/Моран
Размер: миди
Предупреждение: АУ, ООС и ангст
Посвящение: своим тараканам в голове. Создаю этакую АУшку под свой мормор
Краткое содержание: — Двадцать пять лет назад мы и познакомились, - Моран закурил и теперь выпускал кольца дыма.
часть первая
читать дальше— Двадцать пять лет назад мы и познакомились, — Моран закурил и теперь выпускал кольца дыма.
— Ничего себе, — пораженно выдохнул Джон. — Могу я надеяться, что ты мне расскажешь?
Полковник лишь как-то невесело ухмыльнулся.
— Я сразу его тогда заметил. Мальчишка лет десяти. Не знаю, что меня так в нем заинтересовало тогда. Может, большие напуганные глаза. Весь его вид — невзрачный, маленький, но глаза... Они горели. Обычно так не смотрят. Это уже после войны я понял, что так глядят люди, у которых на их глазах убили товарища, — готовые на самое невозможное люди. Вообще, я до сих пор не знаю, было ли это совпадением или нет. Я тогда с отцом поругался. Он хотел, чтобы я закончил Оксфорд, я же хотел пойти служить. В итоге, конечно, вышло все так, как хотел он, но... Он в тот день мне гадостей наговорил, я собрал сумку и на несколько дней уехал в Ирландию.
Я бесцельно брел по улицам Дублина. Что-то заставило меня пойти переулками, и так я оказался на школьном дворе. Джим стоял перед толпой мальчишек, старше его года на три-четыре. Один! И прожигал их своим взглядом.
— Что, Джимми, сбежала твоя армия? — спросил один из них, Карл Пауэрс.
— Ты убил мою собаку, — ответил ему Мориарти.
Это потом я узнал, что тогда он делал первые попытки собирать свою сеть. Тогда же для меня он был просто мальчишкой, которого бросили одного товарищи. Я просто еще никогда не встречал детей, которые вот так вот шли до конца - и плевать, что впереди обрыв. Черт, мне было двадцать лет, я не признавал никаких авторитетов, а этот стоявший одиноко ребенок вызвал у меня невольное уважение.
Так мы и познакомились.
Я потом курсовую защитил, и на все лето переехал в Дублин. Джим все время у меня ошивался, родителям его было все равно. Подожди, у меня, кажется, фото должно было остаться, если этот идиот не утащил...
Себастьян потянулся в карман, долго пытался скованными наручниками руками залезть в карман, потом все же предложил бывшему сослуживцу достать из куртки бумажник. В потайном отделе обнаружилось несколько фотокарточек, и полковник одну из них вручил доктору.
Джон пораженно замер. Вот стоял Себастьян - на светлой голове обычный беспорядок, привычная сигарета в зубах, какая-то непонятная майка и спортивные штаны. Рядом стоял темноволосый мальчишка, судорожно вцепившись в руку Морана. Мальчишка, Джим Мориарти, был в какой-то старой футболке и довольно улыбался. Джон отметил, что тогда тот еще улыбался весь - радостно растянутые в полуулыбке губы и смеющиеся глаза. На голове у него была кепка полковника, которую Ватсон часто видел в военной части на самом Моране.
— Это было так странно, — продолжил Себастьян. — Представь, десять лет разницы! Но, можешь поверить, скучно мне не было. И дело не в гениальности. Джим — ходячая катастрофа, так что за ним нужен глаз да глаз. Это было первое лето в моей жизни, когда я понял, что есть что-то интересное в этом мире. Но, как бы все это ни было прекрасно, лето, наше лето, кончилось. Я оставил ему телефон и адрес на всякий случай. Он тогда так на меня посмотрел... словно я ему жизнь спас. А потом направил на него пистолет и взвел курок.
Он провожал меня до вокзала. Поезд подошел, а Джим вцепился мне в руку. "Не уходи", - прочитал я тогда в его глазах. Я не придал этому значения. Помню только, как он стоял на самом краю, вцепившись глазами в удалявшиеся вагоны. Он так долго стоял. Я смотрел в окно; он был точкой, маленькой, удалявшейся точкой в этом тумане, но стоял, стоял, стоял. И тогда я понял. Именно тогда я сделал свой первый выстрел - в безоружного. Я и сам был без ружья, но все же умудрился спустить курок.
А потом меня закрутила осень. К стыду моему, во всей этой кутерьме предпоследнего курса образ этого чудака совсем растворился, слился с буднями, словно ничего и не было - ни той встречи, ни невероятного лета, ни вот этих его глаз. Пока я однажды не вернулся поздно домой и не нашел его на своем крыльце.
Этот идиот на все свои накопленные за несколько лет деньги купил билет до Лондона! Я тогда очень испугался - что было бы, дай я ему ненастоящий адрес? Он же гений, черт возьми! Я тогда так и застыл на месте. Мне еще никто и никогда так не доверял.
Я вдруг внезапно понял, что я для него — не просто прохожий в жизни, не просто друг на лето. Знаешь, такие люди, с которыми встречаешься только раз в жизни. Нет. Я был для него гораздо большим. Всю жизнь был.
Есть люди, перед которыми стараешься держать лицо, как бы херово ни было. Я стал для него таким человеком. Только мне он и доверял, но, что бы ни случилось, всегда старался казаться сильнее, чем был на самом деле. Я почему-то вспоминаю, как в Афганистане... но всему свое время.
Тогда я первый и последний раз видел, как Джим плачет. Он спрятал лицо в складках моей куртки и стоял так, кажется, вечность. Всегда интересно смотреть, как сильные люди проявляют слабость, как они ломаются. И я смотрел тогда во все глаза, обнимая его за тонкие плечи.
Уже под пледом, в теплом доме, Джим рассказал, что случилось.
Себастьян потянулся за новой сигаретой. Под удивленным взглядом Джона он отдернул руку в самый последний момент, пробормотав что-то вроде: "я обещал не курить так много".
— Так в чем было дело? — спросил Ватсон, пожирая глазами своего бывшего сослуживца.
Тот откинулся на спинку стула и продолжил рассказ:
— Стоит сказать пару слов о родителях Джима. Счастливой семьи выйти не могло, уж поверь. Его мать, Катрина Гринс, вышла замуж за Томаса Мориарти по расчету, но, увы, просчиталась. Успех ее мужа заключался в том, что Томас перед любым клиентом или большой шишкой умел прогнуться так, что со сделок ему капали немалые проценты. Но он не прочь был выпить. Вот однажды он напился и послал куда подальше очень важного клиента. Его чуть не уволили, но в последний момент значительно понизили. Он сначала не расстраивался особо, но потом однажды вдруг понял, что это - не просто понижение, а дно, самое настоящее дно бизнеса. Катрин это тоже не могло радовать.
У них тогда уже было два сына — Джеймс и Джереми, — названные в честь деда, Джеймса Мориарти. Поэтому рождению третьего Джима никто не порадовался, что не было удивительным. Первым двум сыновьям повезло — они застали эпоху, так сказать, расцвета отца, когда деньги лились ручьем. Джимми же угораздило родиться именно тогда, когда над домом нависли черные тучи, и опускаться ниже уже было некуда. Я вот все думаю: родись он хоть на год раньше, родители могли бы окружить его любовью. У него навсегда осталась эта дурацкая привычка - хватать меня за руку. Не просто хватать, а судорожно вцепляться - так утопающие хватаются за соломинку.
Он и в тот вечер так в меня вцепился.
— Я тебя нашел, — просто сказал он мне тогда, и я опешил. Несмотря на всю свою популярность в колледже, друзей у меня не было, так что никому до меня не было дела, и я был сам по себе. Тогда я впервые ощутил тепло от чьей-то заботы. Я помню, как грел его холодные дрожащие ладошки в своих теплых руках и просил рассказать мне, что же случилось. Он долго молчал, смотрел на меня своими невозможными глазами.
Его отец в тот день напился до чертиков и заявился домой, предъявив обвинения в адюльтере Катрин. Она долго молчала — очевидное отрицать было безрезультатно. А потом ее прорвало и она высказала все — и про бесконечные пьянки, и про хождение налево, и про унижения, про нехватку денег. Это была его вина, конечно, во всем этом. Но он ненавидел, когда его тыкали носом в собственные ошибки. Знаешь, что он тогда сделал, Джон? Нет, не догадаешься. Он просто взял ружье, висевшее на стене, и пристрелил ее. Вот так вот просто — нажал на курок, оборвал жизнь.
На глазах ребенка.
Джим тогда собрал все свои деньги (благо, хранил их в тайнике в саду), купил билет на первый попавшийся поезд до Лондона и поехал — ко мне, за поддержкой.
Я ничего ему не ответил, просто прижал к себе и пообещал, что никогда его не оставлю. Не оставил ведь...
Помню, как я разбирался с этим Томасом. Он требовал своего сына обратно. Я прибег к помощи отца — угрожал бросить колледж. Имея деньги, я смог договориться — Джим по документам все еще оставался его сыном, но жил у меня. Мы устроили его в другую школу в Лондоне. Я... просто испугался. Я как представил, что этот психопат сделает со свидетелем...
Постепенно оба брата Джима умерли. Старший, профессор математики, преподавал в каком-то престижном университете. Жизнь на виду. Ему бы быть поосторожней, да он засветился — завел интрижку с совсем молодым студентом с первого курса. Ничего удивительного, что оценки у того были завышены. Был скандал, не знаю, слышал ли ты. А потом этот придурок застрелился.
Лет через пять средний из Джимов приперся к моему и стал требовать деньги. Джим тогда уже в колледж поступил, денег брать было неоткуда. Да и смысла не было - его братец просто скололся, и деньги ему нужны были на дозу. Я помню, как Джим впился глазами в газету, когда прочитал, что его братец скончался от передоза через несколько месяцев.
Отец же окончательно спился. Заработал себе цирроз печени, парочку инфарктов. А потом внезапно скончался от алкогольного отравления.
Джим тогда был на втором курсе, своими мозгами зарабатывал более или менее. Смог найти деньги, чтобы похороны организовать.
Он с тех пор до смерти боялся трех вещей: оружия, наркотиков и спиртного. После такого эти страхи не кажутся такими уж иррациональными, правда?
Джон в шоке уставился на друга. Такого представить он никак не мог.
Подобное случается в кино, но не в жизни. Такое прошлое никак не сопоставлялось с человеком, вроде Мориарти. Ватсону почему-то всегда представлялось, что Джеймс вырос в богатой семье, был единственным ребенком, окруженным любовью и заботой, получал все, что просил.
Моран между тем продолжал.
@музыка: Husky Rescue - Sleep tight, tiger
@темы: Sherlock BBC, Сериалы, Jim Moriarty, MorMor, Sebastian Moran, ОБЗОРАМ., Фанфики
-
-
17.04.2013 в 19:16-
-
17.04.2013 в 19:19а вообще... читать дальше
-
-
17.04.2013 в 19:35А так - миленько так, такой настойчивый Джимми...
-
-
17.04.2013 в 19:38рада, что нравится) ИМХО, дети так всегда - когда боятся что-то потерять